Наши трёхъязычные дети

«Нововведение» затронуло исключительно Анино собственное имя. Похожее слово няня, например, Аня произносила вполне правильно… Поправки и тренировки наша дочь решительно отвергала, указывая на то, что Анйей её называет подруга. Авторитет немецкой подружки оказался сильнее маминого – и определил немецкое произношение русского имени! Споры, впрочем, длились недолго, Аня с присущей ей уступчивостью поддалась уговорам.

Пожалуй, этими двумя эпизодами влияние немецкой звуковой системы на русскую исчерпывается.

немецкий → английский

В английском «немецкое влияние» удерживалось дольше (довольно долго продержались мягкое l, немецкое r).

К 6 годам М. всё ещё отмечал в английской речи так называемый Kehlkopfverschluß («гортанный приступ») перед гласными в начале слов, например: What ’is ’it? вместо What is it?

русский / английский → немецкий?

Немецкая фонетика влияния русской или английской, кажется, не испытала.

ЛЕКСИКА И ФРАЗЕОЛОГИЯ

Лексические заимствования – самые заметные примеры интерференции: одноязычному носителю языка они могут вообще закрыть путь к пониманию сказанного.

Однако, может быть, именно со словесными вкраплениями из других языков бороться проще всего.

Поняв принцип разделения языков, дети сами пытаются искоренять лексические смешения. Даже наедине друг с другом! Эпизод: наши дети (4+8) беседуют по-немецки, вдруг Аня соскальзывает в английский: «…quiet!» Алек поправляет: «Du sagst einmal wie Nicole, einmal wie Papa! Nicole sagt: leise!» [Сын указывает: сестра говорит то как воспитательница детсада, то как папа. Воспитательница говорит не quiet, а leise.]

Если б ещё малыши были последовательны…

Суть дела в том, что установки, даже сформировавшиеся, срабатывают далеко не всегда. Почему даже после того, как языки в сознании ребёнка разделились, разноязычные слова смешиваются? По многим причинам. Например, потому, что легче извлекается из памяти то слово, которое используется чаще или употреблялось недавно. Или: первым приходит в голову то слово, с которым связаны более сильные эмоции. Обычно ассоциации соединяют предмет с одним из языков крепче, с другим – слабее. Поразившие воображение Алека автомобили первой назвала я – и вот до сих пор Алек всегда именует их словом «машина» (хотя оно длиннее и его сложнее выговорить, чем car или auto!). Русское собака для наших близнецов – слово, более эмоционально заряженное, чем немецкое Hund: когда дети были ещё маленькими, русский друг дома подарил им двух больших игрушечных собак. Неудивительно, что долго слышалось такое: Du…du… du gibst mir собака… (Аня, 4+3)

Ещё одна причина интерференции: чужеродным словом попросту заполняются нечаянные лакуны в языке. Дома и в детском саду дети получают не одни и те же впечатления, знания, опыт – ясно, что словарный запас в каждом языке свой. Фисташки в детском саду не едят – потому они получают те названия, которые дети слышали дома: Du…du… du gibst mir собака, und ich gebe dir your pistachios. С другой стороны, в бассейн дети ездят не с родителями, а с группой детского сада – стоит ли удивляться тому, что в детской речи бассейн фигурирует как Schwimmbad.

английский → русский

В нашем случае русский и английский, раз разделившись, более уже не смешивались; случаи такого рода настолько редки, что их можно пересчитать по пальцам.

Фразу Ты будешь сидеть на моем lap’е (то есть на коленях – Алек, 4+3) я когда-то отметила как первый случай такого рода. После одной из поездок в Америку английские заимствования в русском как будто размножились: На plant’е сидут eggs и bugs (Алек, 4+7). впрочем, довольно скоро сошли на нет.

Вот, пожалуй, и всё.

немецкий → русский / английский?

Я почти не могу вспомнить вкраплений из немецкого в русском. Вот редкий случай из Аниной (3+4) речи: Ауч! Стукнуло мою фюсю! Тут я «виновата»: слово ступня не вводила, посчитав, что такие тонкости сложноваты для детей.

Обычно, если кто-либо из детей не мог подобрать подходящее русское слово, после некоторой заминки в речи следовал вопрос: «Мама, а как ты говоришь…?» Аня так поступала уже в возрасте трёх лет, Алек – после 3,5.

То же в английском: чисто лексических немецких вкраплений практически нет, каждый случай воспринимается как событие. Есть разве нечто вроде «буквального перевода», как, например, при попытках (в 5 лет) заменить английский оборот something else – самодельным what other (ср. по-немецки [et]was Anderes). Но о переносе семантики – ниже.

русский / английский → немецкий