Наши утехи

Если даже на его трусах остаются следы говна, это по сути не так уж важно — все люди срут, Эрбера больше беспокоят следы крови, это означает двойной тариф: раз он позволил себя сечь, то должен уплатить Капо комиссию, и поэтому парнишка бешено накинулся на каннибализм, который оправдывал все, ну да, он вымазался, но просто он пожирал труп товарища, вот только не надо считать нас ненасытными людоедами, есть куча народу, которого мы никогда не пробовали, и даже Леонен был исключением, нет тела — нет вскрытия, мы бы десять раз подумали, прежде чем съесть жителя Вакханаля, но какой-то мальчишка из Сволочена был просто способом донести до них, что, хотя ты и живешь в маленькой деревушке, ты совсем не обязательно идиот, но они поняли это по-своему, после чего чуть было не нагрянула полиция, а ведь дельце и без того щекотливое — раздобыть труп, которым можно без всякого риска полакомиться: когда кто-нибудь умирает, такое редко случается, и мы не станем его жрать, чтобы не подхватить заразу, мы не прикоснулись бы даже к пышущей здоровьем мадмуазель Робика — неохота глотать все ее дурости, так что если бы мы устраивали людоедские пирушки, то Эрбер был бы одним из самых прожорливых, но пусть Капо, Ив-Кретьен-Аделаида и Миша не волнуются: когда мы разживемся аппетитным трупом, Эрбера мы не позовем, а не то он потребует себе больше других и снова устроит стриптиз, это единственная монета, которой он способен платить, просто когда мы едим, то мы едим, и раздеваться тут не след, во время оргии все перемешивается, на скатерть проливаются кровь и сперма, и больше ничего не остается, кроме как сразу переходить к десерту; занимаясь любовью во время еды, улавливаешь только то, что нельзя ничего переваривать, ведь оргия — это, конечно, очень мило, но потом приходится убирать, и тогда-то Эрбер уже не хвастается тем, что его позвали, ему больше нравится дристать, не подтираясь, в общественном сральнике, пока мы елозим половой тряпкой по углам, а ведь нет ничего хуже, чем справляться по хозяйству с пустой мошонкой: если яйца полные, можно получить хоть какое-то удовлетворение, фантазируя, пока моешь полы, тогда как после оргии размышляешь лишь о том, что сыновья Капо ушли, унеся с собой члены, жопы и чеки, спускаешься с небес на землю, ведь если разврат заключается именно в том, чтобы натирать воском паркет на следующий день, лучше уж тогда стать домохозяйкой со всеми социальными выгодами, а сто́ит еще вспомнить, что Эрбер пользуется только плюсами групповухи, придумывая, чтобы мы ели кого попало, так становится и вовсе невмоготу, он лишь стыдится того, что позволяет себя сечь, но тот, кто не любит порку, не надевает на себя во время каждой оргии наручники и не приковывает себе ноги цепями, он не такой привередливый, когда его кормят какашками, орошает их своей мочой, и чем больше ему платят, тем усерднее он облизывается, так что даже забывает вопить с полным ртом, когда на спину опускается плетка, мы пригласим его еще на другие вечера, чтобы показать, какие мы на самом деле старые пердуны, и тогда он увидит, насколько приятна уборка после говноедческой любви, тем более что мыться самому еще хуже, чем стирать собственную одежду, которую все-таки можно выбросить, сделав вид, что тебе противно, но невозможно избавиться от собственных рук, как будто есть люди, которые не знают, что такое полные пальцы говна, от которого никак не отделаться, если оно сползает с указательного, то находит убежище на безымянном, а через секунду уже испачкана вся рука, потом на лице вскакивают укусы насекомых, Эрберу это хорошо известно, ведь когда в общественном туалете для парнишек есть бумага, она недостаточно прочная и легко протыкается пальцем, там это не так страшно, поскольку пачкается только одна рука и все равно можно вытереться о свитер, а во время больших вечерних оргий Эрбер совершенно один на сцене в окружении клиентов, наедине с какашками и без всякой защитной одежды, голоден он или нет, а приходится есть от пуза, раз уж его тычут губами в говно, одновременно прочищая зад, и раз уж заплатили авансом.

III. КАРЬЕРА ЦУЦИКА