«Только вот что даёт мне это знание?» — горько подумала она.
— Как бы там ни было, а сейчас — время обеда. Мне придётся присутствовать в Большом зале, а вы с Невиллом пообедаете здесь.
— Я не хочу есть, — сама мысль о еде казалась Эйлин отвратительной.
— Я тоже. Но придётся. И мне, в отличии от вас, придётся ещё и за лицом следить, как порекомендовал Мэри ваш муж. — Минерва поднялась из кресла и направилась к двери. — Так что обедать мы с вами будем. Силы нам ещё понадобятся.
“Да я позавтракала час назад!” – с раздражением подумала Эйлин, но вслух ни чего не сказала.
Люциус Малфой проснулся в дурном расположении духа. В последнее время такое случалось с ним довольно часто. А если уж вовсе не кривить душой — практически, ежедневно. По усвоенной с детства аристократической привычке, спать он ложился довольно поздно, а потому и просыпался обычно в тот час, когда у простых волшебников и у магглов наступало обеденное время. Эту привычку не смогли искоренить в нём даже годы учёбы в Хогвартсе. Всякий раз, когда Люциус приезжал домой на каникулы, привычка ложиться далеко за полночь возвращалась к нему. Совершенно естественно, что после окончания школы, она на всю жизнь осталась с ним.
Сегодняшнее воскресенье не стало исключением. Впрочем, в последнее время Люциус спал довольно плохо. Сон его был беспокойным и, по ощущениям, не приносил желаемого отдыха. Иногда Люциус просыпался среди ночи и долго лежал с закрытыми глазами, безуспешно пытаясь вновь уснуть. Иногда его сны были какими-то смутными и оставляли после пробуждения неприятный тревожный осадок. По временам его мучили кошмары, в которых он, Люциус, вновь внутренне трясся под пристальным взглядом Волан-де-Морта в ожидании очередного Круциатуса. Иногда Люциусу снилось, что кто-то невидимый сообщал ему о гибели его сына в битве за Хогвартс, и тогда он вскакивал с громким криком «Не-е-е-ет!!!», тяжело дыша и медленно приходя в себя, окружённый тёмной липкой тишиной своей спальни.
Драко… Единственный сын. Наследник. В последнее время мальчик совсем отдалился от него. Разумеется, он молод, у него свои дела, но… Люциусу всё чаще казалось, что Драко никогда не простит отцу того, что ему довелось пережить из-за Волан-де-Морта. Мальчик сполна расплатился за убеждения своего отца. Разумеется, он выполнил свой долг и сделал то, что обязан был сделать истинный наследник рода Малфоев. И, несмотря на всё, что ему довелось пережить, сохранил веру в идеалы превосходства чистокровных магов над всеми остальными представителями рода человеческого. Однако, сама мысль о том, чтобы подчиниться и вверить свою судьбу в руки тому, кто станет воплощать эти идеалы в жизнь, по-видимому, казалась Драко отвратительной и абсолютно неприемлемой. Впрочем, тут Люциус был с ним совершенно согласен. Он, как и его сын, не хотел больше служить никаким Повелителям, чтобы не зависеть от капризов и прихотей очередного маньяка. Не хотел, но служил… Люциусу казалось, что сын слегка презирает его за то, что он связался с Шафиком. Малфой-старший ни за что не признался бы себе, что он втайне страдает от такого отношения Драко. Но рассказать ему о своих побудительных мотивах Люциус не мог, а потому был вынужден молча наблюдать, как его сын всё сильнее отдаляется от него. Драккл! Только теперь Люциус начал понимать, каково приходилось Северусу в роли двойного агента. Впрочем, Северусу было легче. Он — одиночка, не обременённый семьёй, к тому же ему абсолютно наплевать на осуждение кого бы то ни было. Так же, как не за кого было бояться. А Люциус боялся, и чем дальше, тем больше. Откуда у него возник этот страх, он и сам не мог бы объяснить. Но с каждым днём в нём росла и крепла убеждённость, что новый Повелитель в разы опаснее предыдущего, несмотря на ангельскую внешность и утончённо-вкрадчивые манеры.
Люциус отдал бы половину своего состояния за то, чтобы никогда в жизни не пересекаться с Уолтером Шафиком. Но, к сожалению, это было невозможно. И ведь это он сам предложил Снейпу свою помощь в борьбе с новоявленным Повелителем. Эх, знал бы он…. Но теперь уже ничего не изменить. И эта необходимость видеться с Шафиком, разыгрывать перед ним преданность и лояльность донельзя угнетала Люциуса Малфоя и содержала его дух в непрерывно мрачном настроении.
Позавтракав, он по привычке, сказал Нарциссе:
— Дорогая, я буду у себя.
— Да, милый, — Нарцисса слегка улыбнулась ему и отправилась по своим делам.