Наши в ТАССе

Тоскливо на него смотреть в эти минуты. Весь трясётся, мигает, бледнеет. Значит, это говорит кто-то из начальства. И Артёмов лишь торопливо кивает головой, поддакивает:

– Слушаю… Слушаю… Слушаю…

Даже к маленькому начальству он убегает рысцой.

Когда же у него всё в порядке, он сознаёт себя величиной и чинно распохаживает по комнате, воткнув руки в карманы.

В конференц-зале сегодня торжественное собрание. Через три дня отмечается День Советской Армии и Военно-Морского Флота. Выступил знаменитый Лелюшенко.[56]

Он рассказал великий случай. Когда у солдата Ивана Скибы кончились патроны, он пошёл на танк с топором. Открыл люк, порубил головы всему экипажу.

На собрании спёкся конфуз. Не все ветераны получили награды. Не хватило. Краснопресненский райвоенкомат не обеспечил полностью медалями «50 лет Советской Армии и Военно-Морского Флота».

22 февраля, суббота Приказано жить по-королевски!

День прибавился на воробьиный поскок.

Солнце. Всего минус три. Праздник!

Анохин в добром настроении:

– Ну что, пан Анатоль? Завтра наш мужской день. По такому случаю дарую тебе кровать Баграмянов.[57] Спали на ней Баграмяны, устроит она и тебя. Широкая, панцирная сетка. Совсем не то, на которой ты долгохонько у меня мучился. Узкая сетка проваливалась до пола. Спал почти сидя. Как похороненный татарин. Хватит такие муки кормить. Живи по-королевски!

Я кинул руку к виску:

– Есть жить по-королевски!

Пожаловал он мне и четырёхножку из-под телевизора. На неё я выставил все свои книги с пола под кроватью.

Кружкой я плескаю воду на пол, разравниваю ладошкой. Потом усердно тру тряпкой и вытираю.

Мой пол умыт!

Сделав одно, хватаюсь за другое.

В одном свитере на санках притаранил от колонки бидон воды. Вынес новенький матрас, кидаю на снег и сам валюсь на матрас. Блаженство!

Сияющий Анохин щёлкает над головой пальцами:

– Весна-а-а!.. Люблю весну. Просыпается во мне весной деятельность. Прилив, приливище! – вертит кулаком вокруг сердца. – Всё переделаешь… Вывезешь шлак… Вскопаешь огород… Посадишь картошку… Пятьдесят три года! А дядюка я ещё бодрый! А как Лидка, – на вздохе глянул в сторону дома жены-разведёнки, – а как Лидка подтравит – отлив деятельности закипает. Стаканища три хряпнешь-ляпнешь… И уже легче… Ну как тут не пить?

Я набросал снега на матрас, веником смёл снег. Вот и матрас мой умылся. Кажется, чище стал.

Я подогрел на электроплитке воды в миске, настрогал мёрзлых дрожжей, всыпал муки. Подошло скоро тесто. Вывалил всё на сковородку. Пышка получилась толстая, ноздристая. Полупустая в серёдке, с пещерами. Я очень люблю печь себе хлеб.

Подкормились мы слегка с Анохиным пышкой и затопили печь. Странное дело. Почему вода по трубам не идёт? Натаскали в бачок на чердаке воды. Вроде трубы ожили, задышали. Полилось по ним тепло.

Николай Григорьевич занял у меня трёшку и пожёг к своей Лидушке.

Ночевать забыл вернуться.

Милушка приголубила.

23 февраля, воскресенье Валенки на заслуженном отдыхе

На столе бутылочка.

Пойдём выпьем, милочка.

Частушка

Любовь – это предмет первой необходимости.

А.Петрович-Сыров

Господи!

Капель за окном бам-бам-бам! Взахлёбки долбит лёд, как дятел клювом. Так радостно на душе.

Николай Григорьевич крестит свои валенки:

– Ну, валеночки… Пожалуйте с Богом на чердачок. На заслуженный отдых. Спасибо, хорошо зиму побегали… Толь… А там такой коньячок подвезли по случаю праздника. Ляпнем? А?

– Мне нельзя.

– Ка-ак нельзя? Праздник же!

И запевает, подтанцовывая:

– Ой, снег, снежок,
Белая метелица.
Холодильник не пол-литра,
На троих не делится!

– Нет! – бесшабашно выкрикивает он. – Тут без гитары нельзя!

Он берёт гитару и, томно закрыв глаза, поёт:

– Две гитары за стеной
Жалобно заныли.
Кто-то свистнул чемодан.
Милая, не ты ли?

– Нет! Гитара гитарой. А насухач душа не пляшет! Пойду пошурую пролетарии всех стран насчёт купилок на коньячишко.

Удивительно скоро вернулся Анохин. Весёлый. С коньяком!

Я хвалюсь:

– Пока вас носило в магазин, я успел и голову помыть в тазике, и надёжно прикрепил зеркало на стене.

– Во молодец! Два великих дела сотворил. Повод к выпивке подвёл. Давай обязательно обмоем. Иначе и голова скоро станет снова грязной, и зеркало будет показывать кислый фокус. Кто в него ни ткнись – страшней крокодила увидит себя. А обмоем – и голова век чистёхой будет, и зеркало, кто в него ни загляни, – обязательно все будут красивыми! Как за такое не выпить?! Наливай первую стопашку!

– Ну мне же нельзя!