Все обучение, в котором условный рефлекс - только один из примеров, является автоматизацией действий, которые были первоначально сознательно изучены и обдуманы. Идеал Западной демократической психологии должен обучать людей независимости и зрелости для пробуждения их сознательной помощи, понимания и воли в процессе обучения. Идеал тоталитарной психологии, с другой стороны, должен приручить людей, чтобы сделать их согласными инструментами в руках их лидеров. Как у обучения, у приручения есть цель сделать действия автоматическими; в отличие от обучения, это не требует сознательного участия ученика. И обучение и приручение - это энергия и экономящие время устройства, их тайна скрыта в целеустремленности ответов. Автоматизация функций в человеке спасает его от затрат энергии, но может сделать его более слабым перед новыми неожиданными проблемами.
Культурная рутинизация и формирование привычек по местным правилам и мифам делают всех отчасти автоматами. Национальные и расовые предрассудки действуют невольно. Ненависть групп, вызываемая лозунгами и модными словечками, вызывается почти автоматически. В тоталитарном мире это тесное дисциплинарное внушение, сделано более чем "отлично" и более чем "до абсурда.".
Одно предположение, для которого эта глава не предназначена, это то, что павловская тренировка является чем-то неправильным. Этот вид тренировок происходит повсюду, где люди взаимодействуют вместе. Оратор влияет на слушателя, но слушатель тоже оратор. Посредством процесса тренировки, люди часто учатся любить и делать то, что им позволяют любить и делать. Чем более изолирована группа, тем более строгое влияние на принадлежащих к этой группе. В группах каждый находит для себя более способных людей, чем остальные, для передачи предложений и обсуждения влияния. Постепенно можно различить, более сильных, лучше приспособленных, более опытных и более буйных, способность которых тренировать других самая сильная. У каждой группы, у каждого клуба, у каждого общества есть свой главный павловский звонок. Этот тип человека отпечатывает свой внутренний звонок на других. Он даже может развить систему монолитного звонка, где никакому другому влиятельному звонку не позволено с ним конкурировать.
Этим проблемам принадлежит и другой более тонкий вопрос. Почему в нас есть столь сильное стремление к убеждению, убеждение изучать, подражать, приспосабливаться и следовать образцам семьи и групп? Это стремление, подчинятся коммунальному образцу и семейному образцу, должно быть связано с зависимостью человека от родителей и собратьев. Животные не столь сильно зависят друг от друга. В общем животном мире человек - одно из самых беспомощных и голых существ. Но среди животных у человека самая большая продолжительность жизни и время для обучения.
Замешательство и сомнение, которые неизбежно возникают в учебном процессе, являются началом свободы разума. Конечно, первоначального замешательства и сомнения недостаточно. Позади этого должна быть вера в наши демократические свободы и желание бороться за это. Я надеюсь обратиться к центральной проблеме веры в моральную свободу, как дифференциацию от внушенной лояльности и рабства, в последней главе. Тем не менее, замешательство и сомнение - уже являются преступлениями в тоталитарном государстве. Открытый для вопросов разум, открыт для инакомыслия. При тоталитарном режиме, сомнение, любознательность и образное мышление должны быть подавлены. Тоталитарному рабу разрешают только запомнить, что надо вызывать слюнотечение во время звонка.
Это не моя задача здесь, уточнять предмет использования влияния павловских правил тоталитаристами, но без сомнения часть интерпретации любой психологии определена способами, которыми мы размышляем о наших товарищах и месте человека в природе. Если наш идеал - сделать натренированных зомби из людей, то это неправильное применение павловинизма послужит этой цели. Но как только мы видим даже что-то неопределенное в картине тоталитарного человека, когда отсутствуют характерные для человека сигналы, когда видно, что в такой схеме человек жертвует своими инстинктивными желаниями, его удовольствиями, его целями, его стремлениями, его творческим потенциалом, его чувством свободы, его парадоксальностью, мы немедленно поворачиваемся против этого политического извращения науки. Такое применение павловской техники нацелено только на развитие автоматизма в человеке, а не свободного от тревоги разума, который знает о моральных целях и целях в жизни.