Все мы слышали о повторяющихся обмороках бывшего иранского премьера Моссадыка, человека, который вероятно в полубессознательном состоянии, изменил равновесие сил на Ближнем Востоке. Очень обсуждаемый и широко известный сенатор Маккарти — еще один случай. В разгаре своей борьбы за широкую известность, у него было заболевание желудка, которое потребовало оперативного вмешательства, бурсит, частые головные боли и признаки истощения - и все они известны, как психосоматические последствия из-за чрезвычайной напряженности.
У нас также есть множество приободряющих примеров того, как физическая нетрудоспособность и невротическое развитие может сформировать и усилить индивидуальность. Возможно, самым ярким примером отношений между телом и профессией был покойный Франклин Д. Рузвельт, политическая карьера которого была незаметна, пока его не поразил полиомиелит. Годы физического страдания стали годами его психического созревания. Борьба с болью и болезнью изменила его отношение к своим собственным проблемам, а также к проблемам мира. Его возросшие сочувствие и смирение, усиление стратегической интуиции и превосходное знание равновесия сил в стране, должны быть частично обязаны его внутреннему психическому развитию в период болезни. Рузвельт всегда будет руководящим примером того, как разум может преодолеть физические ограничения тела, как разум выходит наружу, когда человек готов разглядеть и победить конфликты внутри себя.
Позвольте мне на мгновение вернуться к конференции по благосостоянию, которое я упомянул ранее и еще рассказать вам о ней. Председатель конференции чувствовал себя нехорошо; каждое решение было столь же болезненным для него, как и его язва. Он мямлил и бормотал, уклоняясь от возложенной на него ответственности. Одну из восточноевропейских стран представляла привлекательная женщина, но при этом она была мизантропом. Каждое ее произносимое слово, было окрашено подозрением и когда представитель одной из латиноамериканских стран попытался слегка пофлиртовать с ней, она пришла в замешательство, неистово споря с каждым конструктивным предложением.
В нашем окружении также был неуверенный, профессиональный политик старой закалки. Хотя он произносил свою речь приятным, вежливым тоном, он говорил только с целью разрушения любого предложения, которое исходило не от его фракции. Когда ему надо было слушать - то что ему не нравилось - он постоянно теребил галстук или протирал свои очки.
В тесном уголке сидел восторженный молодой человек, который стремился сделать что-то важное. Он хотел действовать, он хотел видеть достижения и другие члены конференции относились к его волнению с изощренным презрением. Он не знал правил игры конференции.
Встречи были скучными. Делегаты говорили долго и бессмысленно. Однажды вся конференция была захвачена своего рода бесконтрольной яростью. Каждый делегат пытался уничтожить всех своих коллег. Кто-то неожиданно использовал слово "предатель", чтобы обозначить определенную группу воюющих в Европе повстанцев и гладкое обсуждение внезапно преобразовалось в столкновение бушующих страстей, которые долго тлели за масками вежливости.
Какая поднялась агитация! Вот гнев, так гнев! Но это было временно. Все утихло; наш искушенный дух конференции подтвердил себя и мы угомонились, чтобы не работать. Председатель произнес вежливую заключительную речь, после чего все разъехались. Прошло много лет, но благотворительная работа, которую мы так тщательно спланировали, все еще не сделана.
С упорным оптимизмом политические лидеры все еще собираются, чтобы построить новый мир во всем мире. Мы знаем, что многие из них снова будут страдать язвой желудка, но что мы знаем об их глубоких скрытых желаниях и обидах?
Хотя я опасаюсь, что пока еще далеко до времени, когда мы склоним наших официальных представителей и администраторов к психологическому образованию и селекции, мы должны больше узнать о многих неосознанных факторах, которые влияют на них и на нас.
Пытаются ли политические лидеры понять друг друга и группы, которые они представляют или они только меряются силой своих политических машин, своих слов и своего голоса? Руководствуются ли они личной обидой и стремлениями или честным желанием служить сообществу и его идеалам?
Подготовлены ли наши администраторы психически, чтобы выполнять свои задачи? Если нет, то как психологизм может шаг за шагом улучшить их подготовку?
Сколько из них ощущает размеры своих частных расстройств? Оправданы ли их разрушительные импульсы маской политической преданности? Как болезни, расстройства и неврозы конфликтуют в их обсуждениях? Посмотрите, как во время любых дебатов, вежливые речи внезапно прерываются резкой критикой.
До какой степени влияют на судьбу города или нации, воспитание с детства, навязчивые идеи или патологические стремления администраторов?