Насильники

– Да что съ нею церемоннться, посторожилъ бы ее гд-нибудь ночъю и сдлалъ, что нужно, – пусть жидовка жалуется и доказываетъ.

– A я вотъ Фроську-то уломалъ, тоже артачилась, и отецъ грозилъ. A что взяли? – кукишъ съ масломъ! Онъ же воровать, да покрывай ему, да онъ же и артачится, сволочь этакая!

Такіе милые разговоры пришлось мн прослушать всю ночь. Какими беззащитными и униженными представились мн вс мстные обыватели, особенно бднота; если простые жандармы могли позволять себ такъ гнусно и безнаказанно насильничать надъ ними.

Когда Аппій Клавдій изнасиловалъ Виргинію, отецъ зарзалъ ее на улиц, и поднялся въ Рим великій бунтъ, который низвергъ децемвировъ. Позоръ Лукреціи стоилъ царства роду Тарквиніевъ и былъ начальнымъ моментомъ римской республиканской революціи. Поруганная честь сестры неаполитанскаго рыбака Мазаньелло потрясла величественную власть короля обихъ Сицилій. Лопе де-Вега, Лессингъ и Шиллеръ оставили намъ революціонныя трагедіи объ отцахъ, разрушаюшихъ тираннію абсолютизма, въ отмщеніе за своихъ поруганныхъ дочерей… Все это очень ярко, силъно, ослпительно-могуче, но было очень давно и очевидно, не въ нашихъ нравахъ. Россійскіе Виргиніи, Коллатины, Maзаньелло, Саломейскіе алькады, Одоардо Галотти и Веррины обладаютъ большимъ хладнокровіемъ и большею приспособленностью къ подлостямъ своей эпохи. Я много жилъ въ Италіи и на Балканскомъ полуостров. Тамъ дико было бы сказать, что честь изнасилованной двушки осталась неотомщенною. И это не по мужскимъ предразсудкамъ о мистической святости двства, не по пережиткамъ средневкового тюремнаго и замковаго рабства женщины, не потому, что невинность двушки разсматривается, какъ собственность ея будущаго супруга. Нтъ, мстительвые взрывы общественнаго мннія противъ посягателей на женскую честь очень часты даже въ такихъ мстностяхъ (напр., въ нкоторыхъ уголкахъ Сербіи или въ Прованс), гд мужчины къ цломудрію прекраснаго пола относятся съ самымъ философическимъ равнодушіемъ, двушки-невсты полъзуются полною свободою, и рдкая изъ нихъ, какъ y насъ поморки, идетъ замужъ, не будучи уже въ интересномъ положеніи. Мстители встаютъ не за условную физическую честь, нарушенную насильникомъ, a за абсолютный, нравственный принципъ ея, – за свободу женщины въ распоряженіи своею половою волею, за низведеніе женщины на степень безсловеснаго и безотвтнаго животнаго. Къ величайшему русскому горю, безправіе крпостного права стоитъ еще слишкомъ близко позади, за нашими плечами. А ужасное право это, по которому до сихъ поръ вздыхаютъ высоконравственные хранители семейныхъ очаговъ, выносило въ трехсотлтнемъ чрев своемъ и родило такія, напримръ, милыя сентенціи, – именно о женской чести, – что «тмъ море не испоганилось, что собака. лакала»… И, въ конц концовъ, Оболенскій поретъ хохловъ нагайками и угоняетъ ихъ въ степь слушать издали, какъ на сел вопятъ насилуемыя хохлушки, a въ какой-нибудъ Окниц простой жандармъ едва не негодуетъ, что Хайка или Фроська сметъ барахтаться и кусаться, когда онъ лзетъ къ ней со своими звриными ласками.

Тамъ, гд поруганная честь женщины можетъ оставаться не отомщенною, нтъ общества, потому что общество начинается съ уваженія къ чести женщины и признанія за женщиною права на половую волю.

Въ стран, гд имются человческія группы, которымъ, на извстныхъ политическихъ условіяхъ, «всепозволено», нравственное разложеніе распространяется, быстрою заразою, отъ привилегированныхъ группъ этихъ, во вс слои общества. Воинъ, неистовствовавшій надъ злополучными подолянками или грузинками, уходя въ запасъ, не сниметъ съ себя, вмст съ аммуниціей, той презрителъной грубости, того безстыжаго одичанія, которыя!!!!!висаитала въ немъ временно потакаемая распущенность. И многія, многія грубыя и темныя силы, присущія неразвитому, полуинтеллигентному слою, представляющему собою, такъ сказать, подпочву русскаго общества, проникнутыя отъ воина завистью къ его порочной удали и увренностью, что порокъ, самъ по себ, не есть порокъ, и преступленіе есть не столько преступленіе, сколько веселое препровожденіе времени, и вся штука – лишь въ томъ, чтобы поставить свой грхъ въ условія безнаказанности. Солдатъ пронесъ въ народъ грамоту, которой обучила его служба. Но, если служба развращаетъ солдата, то солдатъ же, неминуемо, пронесетъ въ народъ и свой развратъ. И не даромъ преступленія противъ женской чести, чуть не эпидемическія въ послднее время, развиваются, преимущественно, въ служебной сред, тсно родственной съ отставною и запасною военщиною, дружественной съ полиціей и жандармеріей, каковы, напримръ, стали теперь кадры желзнодорожныхъ служащихъ. Въ особенности, на дорогахъ, значенія, такъ сказать, внутренне-стратегическаго, каковы вс, примыкающія къ Петербургу.