Наслаждение и боль

Вот уж это точно! Не прошло и месяца с его женитьбы, а его уже принялись донимать вопросами. И с тех пор не переставали это делать. Он уже успел пожалеть, что сразу же не заткнул им рот, заявив, что они с Амандой, мол, вообще не помышляют о детях и не будут ли они столь любезны оставить их в покое. А знать, что все его семейство полностью в курсе всего, через что им обоим пришлось пройти, было столь же унизительно, как сидеть при всех со спущенными штанами. Мужчинам из рода О’Лири подобные проблемы были незнакомы. Господи Боже, совсем недавно супруга Джо, Кристина, произвела на свет пятого наследника, и Грэхем сильно подозревал, что это еще не конец.

— Она уже начинает понемногу отчаиваться, — продолжал между тем Джо, имея в виду их мать, Дороти. — Говорит, что хочет увидеть внуков прежде, чем умрет.

— Ей еще только семьдесят семь.

— Она утверждает, что начинает слабеть.

Грэхем бессильно выругался.

— И что, по ее мнению, я должен делать?!

— Мама говорит, что это, мол, ее последнее желание.

— Джо, я тебя умоляю! Только не теперь, хорошо?

— Знаю. Просто хотел предупредить тебя на всякий случай. Мама уже поговаривает, что зря ты, дескать, расстался с Меган.

В этом тоже не было ничего нового.

— Да при чем тут Меган, черт побери? Мы с Меган расстались, и конец. О чем тут вообще говорить?! — разозлился Грэхем. — Проклятье, Джо, ну хоть ты бы напомнил ей, что я женат на Аманде! И если у меня вообще когда-нибудь будут дети, то только от Аманды! Эй, прости, мне звонят! — соврал он. Но он чувствовал, что уже просто не в состоянии обсуждать эту тему дальше. — Я потом тебе перезвоню, хорошо?

Бросив телефон на сиденье, Грэхем погрузился в мрачное молчание. Слава Всевышнему, этот проклятый день наконец закончен. Одного только он не понимал — для чего Аманде понадобилось мучить его, заставив томиться в неведении? Даже если она до сих пор еще ни в чем не уверена, все равно могла бы позвонить и сказать хоть несколько слов. Ей же известно, что он ждет.

Съехав с шоссе, он двинулся по дороге, которую уже знал как свои пять пальцев, и в этом было что-то успокаивающее. Ему нравился Вудли, нравилось, как городские дороги причудливо петляют и карабкаются вверх и вниз по склонам зеленых холмов. Карта города, по мнению Грэхема, походила на дерево — отходящий от скоростного шоссе могучий ствол упирался раскидистой кроной в самое основание холма, разветвляясь надвое и оставляя позади себя городские здания, офисы и магазины, усыпавшие его, словно листья, и тянулся дальше, где молодые побеги его заканчивались аккуратными особнячками наподобие того, где жили они с Амандой.

Ни одна дорога в Вудли не граничила с пустырем. Вдоль каждой росли или сосны, буки, ели, клены, березы, или дубы. Миновав поворот, Грэхем залюбовался целым лугом красного триллиума. Немного дальше радовали глаз желтые лилии, а за ними горделиво высились горные лавры, все сплошь усыпанные белыми бутонами. Не каждый заметил бы посреди всего этого пышного великолепия скромную аризему, чьи темнобордовые венчики почти терялись в тени дороги, но только не Грэхем. Ему было достаточно одного беглого взгляда, чтобы отличить папоротник-адиантум от папоротника-орляка или, скажем, лишайник — от мха или плауна.

А в здешних лесах можно было встретить и те и другие. Грэхем даже немного гордился этим. Его родной город, где по-прежнему жила его семья, лежал всего лишь в пятидесяти милях к югу, но два эти города, казалось, существовали в разных мирах. Тот, где он жил сейчас, населяли те, кто мечтал тут жить. Для Грэхема Вудли стал воплощением мечты.

Точнее сказать, частично. Но они с Амандой изо всех сил старались, чтобы их мечты в полной мере стали явью, и если дома его ждут хорошие новости, то он возблагодарит судьбу за то, что она привела его сюда. Для тех, кто хотел найти самое подходящее место, чтобы растить детей, лучше Вудли нечего было и искать.