Наслаждения герцога

Эдвард искоса посмотрел на Клер, которая разглядывала то театралов, занимавших соседние ложи, то массу простолюдинов, пытающихся протолкнуться на лучшие места в партере, вход куда стоил три шиллинга. Однако он не смотрел на собравшихся в зале. Он наблюдал за Клер.

Сегодня она особенно хорошо выглядела в своем платье из некрашеного шелка с короткими рукавами. В волосы цвета меда были вплетены ленты в цвет платья, а несколько выпущенных прядей завивались на затылке в небольшие локоны.

Он представил себе, как протянет руку, проденет палец в локон, чтобы погладить завиток и нежную кожу под ним. А потом медленно наклонится и поцелует.

«Задрожит ли она от наслаждения при этой ласке? — спросил он себя. — А может, она вздохнет и прикусит нижнюю губку зубами, предвкушая продолжение?»

Задумавшись о таких вещах, он невольно вспомнил тот поцелуй, который они разделили в Марсден-Мэноре. Даже сейчас он легко мог вспомнить ее сладкое тепло и милую робость ее прикосновения. Как она задрожала сначала! А потом смущение прошло, и ее неискушенный отклик обнажил такую страстность, которая только раздразнила его аппетит.

Она удивила его этим поцелуем. Он и сам себя удивил. Он поцеловал ее, намереваясь заявить свои права на нее, как наобещанную ему невесту. А вместо этого оказалось, что она просто желанная женщина.

Поменяв позу, он усилием воли прогнал эту картину, прекрасно понимая, что в таком людном месте ему нельзя было бы даже взять ее за руку. Благоразумие требует, чтобы он отбросил подобные мысли до женитьбы.

«Мне не следовало спешить и отказываться от любовницы, — подумал он. — Видит Бог, сейчас мне не помешало бы утолить желание». Однако принимая во внимание то, что Клер предстоит жить у него в доме, он позаботился о том, чтобы до нее не могли дойти слухи о том, что он посещает какую-то даму полусвета. Не то чтобы он обещал Клер блюсти верность, однако продолжать любовную связь во время помолвки казалось ему неправильным.

А если учесть, что он любит секс не меньше любого другого мужчины и обладает нормальными аппетитами, то следующие несколько недель станут для него нелегкими. Однако как человек разумный и мыслящий, он умеет контролировать свои инстинкты и вполне способен какое-то время обойтись без любовных утех.

И потом, она уже очень скоро будет принадлежать ему.

— Как вы сегодня съездили за покупками? — спросил он ее прямо и сам услышал, как глухо звучит его голос. — Вам с Мэллори удалось найти все необходимое?

Она повернулась и посмотрела на него. Ее глаза были необычного ярко-голубого цвета. И он увидел в их глубине необычные, почти озорные искры.

— Мы очень удачно съездили, — сказала она. — И мы с Мэллори нашли все, и даже больше того. Завтра мы отправляемся покупать обувь и перчатки.

Он негромко рассмеялся:

— Значит, моя сестренка будет просто на седьмом небе. Туфли она любит даже больше, чем наряды. И если я не ошибаюсь, перчаток у нее уже столько, что хватило бы на целую радугу.

Клер выгнула брови:

— Но ведь не зря говорят, что ни один ансамбль нельзя считать удачным, если он не дополнен перчатками и туфельками!

— Это все так говорят? — спросил он с легкой улыбкой. — Или так говорит Мэллори?

Она на секунду задумалась, а потом ответила:

— И то и другое, пожалуй.

Он рассмеялся. Однако они не смогли продолжить этот разговор: огни в зале стали гаснуть, а занавес на сцене раздвинулся, открыв декорации. В зале зашикали, требуя тишины, и актеры заняли свои места.

Откинувшись на спинку кресла, Эдвард стал слушать хорошо знакомые реплики.

Клер еще никогда не была на представлениях такого высокого качества — до этого она видела только пантомимы и представления кукольников на местных ярмарках. Пару раз неподалеку от Марсден-Мэнора давала представление странствующая шекспировская труппа, но ее туда не пустили: было сочтено, что поведение вечерней публики будет слишком шокировать ее тонкие чувства.

Но теперь, оказавшись в настоящем театре, она почему-то не могла сосредоточиться на том, что происходит на сцене.

И виноват в этом был Эдвард.

Он сидел слишком близко. Его крупное мужское тело было всего в нескольких дюймах от нее, крупная рука, затянутая в перчатку, была гак близко, что до нее можно было бы дотронуться.

То и дело по ее телу пробегали мурашки, как будто от его взгляда. Но стоило ей покоситься в его сторону, она убеждалась, что он наблюдает за действием на сцене.

Исподтишка взглянув на него еще раз в полумраке зала, она всмотрелась в его профиль: проследила взглядом четкие очертания лба, линию аристократического носа, сильную челюсть и подбородок. А ведь были еще и его губы! Его великолепные, чувственные, безупречно очерченные тубы, которые, как она теперь знала, были невероятно нежными и неописуемо волнующими.

Одна только мысль о его губах заставила ее вспомнить об их поцелуе.