Наследие

«Конечно, у него были свои маленькие странности, но надо было видеть, с какой добротой и лаской он лечил этих солдатиков. Какой бы тяжелой ни была рана или болезнь, он всегда был готов сменить повязку или сделать переливание крови. Он часто делал работу за медбрата. Ладно, это все дела давно минувших дней».

Он выдержал паузу, посмотрел на Ватсона и сказал: «Это твоя собака? Ты привез ее с собой из Америки? Надо же, ты, видимо, сильно к ней привязан. Я вот не люблю собак. Никогда все это не любил. А осталось немного виски в баре у твоего отца? Вот здесь, вот в этом шкафу?»

Я секунду простоял, не понимая, что он от меня хочет, пока не понял, что ему нужен всего-навсего стакан виски.

«Ты не пробовал? Он просто превосходен. Послушай, я так рад, что мы можем немного поболтать. Я хотел поговорить с тобой еще тогда, на похоронах, но я решил, что это не время и не место. Скажи мне, ты женился там, в Америке? Ну хоть живешь с кем-нибудь? Потому что я задавался вопросом: не рассматриваешь ли ты вероятность продолжить дело отца? Ты знаешь, это отличная практика, пациенты приходят с утра до вечера. Тебе придется только сменить табличку на двери и сесть за письменный стол. И к тому же я знаю одного человека, который был бы от этого счастлив».

За первым стаканом последовал второй, а за ним и третий — с двойной дозой виски. Когда пришел черед четвертого, я задал доктору первый вопрос. Почему с самых моих ранних лет я слышал по нескольку раз в неделю, как отец внезапно начинал выкрикивать «stroffinaccio» — совершенно без всякого на то основания? Единственный перевод этого слова, который я смог найти в словаре, было «тряпочка». «Твой отец кричал „тряпочка“ по-итальянски несколько раз в неделю?» — он разразился долгим пьяным смехом, икнул и в конце концов зашелся хриплым кашлем. «Тряпочка! Боже милосердный! Ну, это в его духе!» Кашель внезапно привел его в хорошее расположение духа, на верхней губе выступили капельки пота, он протянул мне руку, подобно тому, как нищий вымаливает милостыню, и утробным голосом вопросил: «А нальешь еще?»

Это был, между прочим, пятый. Шестой увел его вдаль от цели его визита. Отцовский виски сманил его на более интимные территории, он перенес внимание на собственные внутрисемейные разборки.