Наследие

— Зачем? — вопрос Мала поставил меня в тупик. — Зачем? — повторил Мал. — Это же моя женщина.

— Чтобы я видел, что она тебе подходит. Она же станет членом нашей семьи, — черт побери, как это объяснить сыну, для которого всё, что я говорю, кажется полной несуразицей.

— Если ты этого хочешь, отец, я приведу ее, — Мал говорил спокойно, удивляя меня свой рассудительностью, — но в твоем прошлом мире был глупый обычай.

— Глупый — не глупый, — в этом доме этот обычай будут соблюдать! — поставил я точку в разговоре, понимая, что Мал по сути прав. Это ему с ней жить, она должна устраивать его, а не нас.

Мне уже стало совсем любопытно увидеть ту, которая смогла заинтересовать Мала. Я бы не сказал, что Мал соблюдал целомудрие — из разговоров Бера понятно, что интерес к женщинам у сына есть. Но чтобы заговорить о женитьбе, да еще на общем семейном ужине — это чего-то стоило.

Прошла неделя, я уже стал забывать об этом разговоре: никто не заводил тему женитьбы. "Возможно, он ее добился и охладел", — мелькнула мысль, когда в очередной раз Мал к ужину явился один. Но не успели мы разместиться за столом, как Богдана позвал один из стражников. Вернувшись, тот громко доложил, смеясь уголками губ:

— У нас гости: священник Мефод со своей дочкой.

— Ты же хотел, чтобы я познакомил, — невозмутимо ответил Мал на мой немой вопрос.

Одно дело так называемая невеста Мала — ее я готов терпеть, но видеть священника желания не было. С другой стороны, прогонять возможного тестя сына — плохое уважение к своему ребёнку.

— Прими его отдельно, не за общим столом, — шепнула на ухо Ната, оценившая мое смятение.

— Богдан, пригласи девицу сюда, а ее отца проведи в мою комнату. — Я встал из-за стола.

Готов поклясться, что в глазах Мала проскочила искорка — этот шельмец сделал это специально, зная мое отношение к священникам. Каждый раз, слыша слово священник, я вспоминал церковный суд в Будилихе, когда был вынужден оправдываться перед тремя старыми сатанистами.

Мефод на глаза мне раньше не попадался — такую колоритную личность я бы запомнил. Священник — среднего роста, с длинной густой бородой и абсолютно лысый. На голове у него что-то вроде головного убора, снятого при моем появлении. Облачение Мефода соответствовало сану: бесформенная хламида черного цвета с нашитым белым крестом на отвороте. «Мушкетер хренов», — мысленно окрестил священника, отвесившего мне низкий поклон.

— Мир тебе, Макс Са, сын Госпо… — замешкавшись на секунду, Мефод поправился. — Великий Дух, да продлит Господь годы твоего правления.

— Не твоими молитвами, — вырвалось у меня. Девушку разглядеть я не успел — она ушла вместе с Богданом. Смог только заметить, что высока и стройна. Накинутый на голову светло-желтый платок скрывал ее лицо.

— Иди за мной, — проведя гостя в свой «кабинет», удобно уселся на своем стуле, накрытом медвежьей шкурой. Мефод переминался с ноги на ногу, но, не получив разрешения сесть, сделать это самовольно не осмелился.

— Что тебя привело ко мне? — я специально не называл священника по имени, мы еще не родня, чтобы панибратствовать.

— Твой сын Мал… — осторожно начал Мефод, нервно комкая шапку в руках.

— Да, Мал мой сын. Он тебя обидел? — Мефод даже дернулся от моего вопроса. По его растерянному виду было ясно, что он не так представлял наше знакомство. "Раскатал губу, мудила. Наверняка решил, что Макс Са у него в кармане, раз его сучка запала в душу Малу«,— мне стоило усилий не сказать это вслух. Впрочем, я успею это сказать, если почувствую, что священник нуждается в острастке.

— Тута такое дело, Макс Са… — начал Мефод, но я перебил его:

— Не «тута», а «здесь». Язык предков надо знать и разговаривать правильно.

После моих слов священник окончательно струхнул: рухнув на колени, он взмолился:

— Макс Са, я не знал, когда Белояра сказала мне про твоего сына, я просил ее одуматься. Не наше это дело — стать родней императору Великому Духу Максу Са. Говорил, но девица вбила себе в голову, что она нужна твоему сыну.

— Подожди, — остановил я поток жалости и самобичевания из уст священника. — Как ты назвал свою дочь?

— Белояра. Макс Са, так ее мать нарекла при рождении, потому что родилась она светлее других детей. Говорил я ей — не стоит так называть, не христианское это имя. Да дура меня не послушала. — Мефод еще что-то говорил, но я его не слышал, чувствуя, как покрываюсь «гусиной кожей».

Случилось это на четвертом курсе мединститута — меня направили на практику в заброшенную подмосковную деревню. Не совсем покинутую, но люди оттуда уезжали, потому как рядом открыли новый мусорный завод. Вся деревня состояла из ста домишек, большинство из которых построено еще до революции. В местном ФАПе и проходила моя практика.

Как-то пришла на прием к фельдшеру древняя старуха. Наш фельдшер была на выезде, оказывать помощь пришлось мне. Старуха поранила ногу топором — остановив кровотечение и наложив повязку, пожурил бабушку, чтобы не играла таким опасным предметом.

— А готовить-то как, сынок? — возразила старуха.