Наследие

Когда Картер заговорил снова, его голос зазвучал спокойно и ровно:

– Что же касается мамы, то она щедро делилась со всеми добротой своей души и пестовала учеников, как своих собственных отпрысков. Специально в столовую приходила, чтобы приготовить сандвичи для тех, кто проголодался. Ячменные лепешки пекла для учителей, когда те на собраниях засиживались… Короче, всех любила и за всеми ухаживала. – Он снова немного помолчал и добавил: – Так что, думаю, и она испытывала здесь счастье.

Элли почувствовала, как ее глаза стало пощипывать от слез. И тоже потерла их кулаком, как если бы они вдруг зачесались.

«Я не хочу продолжать эту пытку».

– Картер, – тихо сказала она. – Что же все-таки с ними случилось?

После этих слов в комнате установилось молчание, разделявшее их и казавшееся осязаемым и материальным, словно стена или перегородка. По крайней мере, Элли представлялось, что она чувствует ее холодную твердую поверхность. Картер продолжал смотреть в сторону от нее, играя желваками на скулах и то сжимая в кулаки пальцы, то разжимая.

– Итак, – сказал Картер таким тоном, как если бы не слышал вопроса Элли, и продолжал начатый им рассказ, – в один прекрасный день отец поехал в Портсмут, чтобы забрать у местного дистрибьютора кое-какие детали. – Его голос звучал на удивление спокойно и ровно. – Он ездил туда с этой целью довольно часто, но в этот раз мать изъявила желание поехать с ним. Ты понимаешь? Стоял погожий летний день, и она подумала, что всем нам было бы неплохо провести несколько часов у моря. Для этого она приготовила большую корзинку с припасами, чтобы устроить пикник, и пристроила ее на заднем сиденье рядом со мной. И вот мы всей семьей выехали за ворота, но…

Когда он снова сделал паузу, Элли затаила дыхание.

– На шоссе грузовик потерял управление, – произнес он, продолжая прятать от нее глаза. – Говорят, водитель заснул за рулем, выехал на центральную полосу и таранил наш автомобиль. – Он распрямил пальцы, а потом снова сжал их в кулаки. – Все утверждали, что они ничего не почувствовали. Все произошло так быстро…

У Элли по щеке прокатилась слеза.

– А ты как же? – пробормотала она, смахивая капельку соленой влаги с лица. – Ты пострадал?

– Получил несколько синяков и царапин. – В его голосе, казалось, проступила злость. – Ничего серьезного.

– Просто невероятно. – Элли позволила себе мгновение радости из-за того, что он выжил, потом спросила: – А что потом? Я хочу сказать, что ты был тогда всего лишь ребенком…

– Мои родители очень дружили с Бобом Эллисоном, который стал моим крестным отцом. Ну так вот: он приехал в госпиталь и забрал меня. Поскольку близкие родственники родителей умерли, все устроилось очень быстро. Подробностей я, разумеется, не помню, – он пожал плечами, – но, похоже, моя особа больше никого не заинтересовала. Короче говоря, Боб переехал в наш коттедж, где я жил с ним до тех пор, пока мне не пришло время перебираться в общежитие для мальчиков.

Впервые за долгое время он поднял голову и посмотрел Элли в глаза.

– И вот я здесь.

Элли, подавив усилием воли сильнейшее желание сжать его в объятиях и разделить с ним боль, откашлялась, прочищая горло, и произнесла:

– Ты так много всего рассказал… Не могу поверить, что я не знала ничего этого раньше…

Картер сардонически выгнул бровь.

– Ну, это не совсем то, о чем я имею обыкновение говорить всем и каждому. Или ты предпочитаешь, чтобы было так? – Он театральным жестом вскинул руку. – Привет, друзья. Меня зовут Картер. Мои родители погибли в ужасной автомобильной катастрофе, когда я был маленький, но я выжил, оправился от потери и теперь отлично себя чувствую…

– Прекрати, Картер! – поторопилась перебить его Элли. – Это не имеет никакого отношения к реальности и несправедливо по отношению ко мне. Я – не «все и каждый», но твоя подруга. И ты мог бы поделиться со мной своей душевной болью.

– Да, мог бы. – Лицо Картера приобрело огорченное выражение. – Ты уж меня извини, Элли, но я не знал, как, когда и какими словами все это описать… Для меня это слишком тяжело. И еще одно. Не рассказывать об этом гораздо проще, чем рассказывать. Вот я и не рассказываю.

Повинуясь внезапно возникшему импульсу, она протянула к нему руки и заключила его в объятия.

– Спасибо, что собрался с духом и все-таки рассказал – прошептала она, уткнувшись ему в плечо. – Я знаю, что тебе это непросто далось, и прошу извинить меня за настойчивость…

Его руки сдавили ей талию и сомкнулись у нее на спине, словно две стальные пружины. Но даже у нее за спиной его пальцы продолжали то сжиматься в кулаки, то разжиматься.

Это странное, болезненное объятие длилось, казалось, целую вечность.

Но потом он разжал руки, отодвинулся от нее и снова потер кулаками глаза.

– Хорошо, что я рассказал тебе об этом, – вдруг произнес он грубоватым и хриплым от нахлынувших на него эмоций голосом, который постарался смягчить ласковой полуулыбкой. – Как ни странно, после этого мне стало гораздо легче.