Наследие

– Теперь еще одно небольшое усилие, и мы покончим со всем этим, – сказала Элли, бросив исподтишка взгляд в свою тетрадь с вопросами. – Испытывал ли ты хоть когда-нибудь чувство симпатии по отношению к Натаниэлю? Хотелось ли тебе уничтожить школу? Участвовал ли ты в каких-либо заговорах против Изабеллы?

– Нет, нет и нет, – сказал Картер, откидываясь на деревянную спинку лавки и вытягивая перед собой ноги. – Что-нибудь еще?

– Кажется, это все. – Элли торопливо сделала несколько заметок в своей тетради и неожиданно заметила вопрос, который забыла задать. – Ох, нет. Извини. Остался еще один. Говорил ли ты обо мне с кем-нибудь из людей Натаниэля?

Неожиданно Картер сел на лавке прямо, склонил голову набок и осведомился:

– А не кажется ли тебе этот вопрос несколько странным?

– Кажется. Но Элоиза потребовала, чтобы я задала его тебе. Уж и не знаю почему.

Записывая предыдущие ответы Картера, Элли не обратила внимания на то, что он внезапно заколебался. Но чуть позже явственно почувствовала проступившую в его тоне неуверенность.

– Нет, насколько мне известно.

Элли посмотрела на него в упор, стиснув ручку в пальцах.

– Что ты сказал?

– Я сказал: «Нет, насколько мне известно».

Элли смутилась.

– Не совсем тебя понимаю. Как прикажешь толковать это твое: «насколько мне известно»?

– Но я же разговаривал с Гейбом, не так ли? – Он заерзал на месте, как если бы ему вдруг стало неудобно сидеть. – Пока неожиданно не выяснилось, что он убийца и сторонник Натаниэля.

Элли почувствовала, что сердце у нее забилось с удвоенной силой. Стараясь говорить как можно спокойнее, она произнесла:

– И что же ты говорил обо мне Гейбу?

Картер неопределенно пожал плечами.

– Так… всякую ерунду…

– Всякую ерунду, говоришь… – протянула Элли, в душе которой зародилось крохотное семечко подозрения. – И какую же, интересно знать?

Он снова пожал плечами.

– Такую, какую имеют обыкновение говорить друг другу парни. – Он встретился с ней глазами. – Брось, Элли, не надо придираться к словам. В конце концов, он считался моим другом. Вот я и болтал с ним о всяких пустяках. Не знаешь, что ли, как это бывает?

– Не знаю, – ответила она, тоже садясь на лавке прямо и одаривая его прокурорским взглядом. – Итак, что конкретно ты говорил обо мне Гейбу?

– Уже и не помню. – Он упрямо выпятил челюсть и скрестил на груди руки. – Он действительно задавал о тебе много вопросов. А я не придавал тогда этому значения. Ну и отвечал что-то, разумеется.

– Интересно, что относительно этих разговоров ты мне даже полсловечка не сказал! – вскричала она, после чего сделала паузу, чтобы поглубже вздохнуть и попытаться успокоиться. – Ну а Изабелле? Изабелле сказал?

– Нет. – С каждой минутой в его голосе все чаще прорывались виноватые нотки. – Да я вообще об этом забыл, пока ты не напомнила. Говорю же: не придавал тогда этому никакого значения. Так что не надо смотреть на меня как на подозреваемого в убийстве!

* * *

– О’кей, – произнесла она ровным голосом. – Извини, если что не так. Поставим вопрос иначе. Не можешь ли ты вспомнить, о чем он тебя тогда спрашивал?

С шумом втянув в легкие воздух, Картер поднялся с места и прошел к стене, на которой красовалось вытянутое в вертикаль изображение ивы, сделанное каким-то средневековым художником. Внизу, под корнями дерева, можно было различить надпись: «Древо жизни». Элли любила эту картину больше всех прочих, но сейчас едва на нее взглянула.

После долгой паузы он сказал:

– Гейб спрашивал меня о твоей семье. О том, где ты живешь в Лондоне, кто твои друзья и так далее. Понятно? – Он повернулся и посмотрел на нее.

– И что ты ему рассказал? – спросила она.

– То, что знал. А знал я немного, – ответил Картер. – О Южном Лондоне, о муниципальной школе, которую ты посещала, о парнях, с которыми дружила. Если мне не изменяет память, одного звали Марк, а другого – Хэрри. О том, что у тебя неважные отношения с родителями.

Элли старательно отгоняла от себя мысль, что ее предали. Но, судя по ответу Картера, он сообщил Гейбу довольно много различных сведений о ее жизни до Киммерии.

«Не знаю, что делать дальше, о чем спрашивать».

Потом она вспомнила слова Элоизы относительно того, что это своеобразное дознание должно иметь вид журналистского интервью.

– Думай как репортер, – сказала ей Элоиза во время их разговора наедине в библиотечном кабинете с расписными стенами. – Представь, о чем спросил бы его журналист, если бы брал у него интервью. И запомни еще одну вещь: если не будешь смешивать собственные эмоции с работой, тебе будет легче отделять главное от несущественного.

Элли с минуту размышляла о том, какие вопросы задала бы Картеру, не будь она его близкой подругой.

– Не спрашивал ли он тебя о чем-нибудь таком, что показалось тебе странным? Или нестандартным?

– Он спрашивал меня о твоем брате.

– Не может быть! – не на шутку разволновалась Элли. – Неужели он действительно расспрашивал тебя о Кристофере?

Продолжая стоять спиной к ней, Картер согласно кивнул.