Обнялась с Джен в тесной каморке-офисе и снова почувствовала прилив сил от ее поддержки.
– Мне нравится эта мысль – устроить большой буфет в столовой, а эти киоски расположить вокруг в большой комнате, в главной гостиной, в библиотеке. Думаю про три бара. Один безалкогольный, другой – вино и пиво, третий – смешанные. И еще точку раздачи кофе.
– Ты же знаешь, можем взять официантов и барменов отсюда.
– Не. Никто из «Риццоз» в этот вечер работать не будет, это их праздник тоже. Тиша мне помогает все это организовать.
– Как там младенец?
– Толстый и довольный, Финеас все еще так же в него влюблен. Майе тоже скоро, и выглядит она чудесно.
– Толстый и довольный, – повторила Джен. – Коллин несколько настороженно относится к идее маленькой сестрички. У Финеаса брат, и вот он настаивает, чтобы Майя тоже поменяла девочку на мальчика.
– Вполне разумная мысль.
– И она мне напомнила о Райлане. Он тоже не мог понять, почему у него должна быть сестра. Но потом он очень ее полюбил – до тех пор, пока она не начала лазить в его вещи. Знаешь, мне иногда казалось, что они останутся врагами на всю жизнь. А потом как выключателем щелкнуло – раз, и они дружат. – Она сняла накладки, оставив их болтаться вокруг шеи. – Подчас мне не хватает этих войн, этих сердитых морд. Но иногда я их вижу в Брэдли и Марии.
– У твоих детей классные дети.
– Это да. Ну, так мы все окончательно решили, или еще Дуом должен сказать свое слово?
– Никаких слов. Я специально ему ничего не говорила про его день рождения, пока мы все не решим окончательно, так что скажу, когда домой приеду. Он будет делать вид, что слишком много хлопот, а потом будет радоваться каждой минуте. Ну, мне пора, а то я провозилась дольше, чем рассчитывала. И спасибо тебе, Джен.
– От всей души скажу, что для меня это одно удовольствие. Я своей нынешней жизнью во многом обязана Дуому и Софии. Девяносто пять? Это веха. Жду не дождусь, когда мы ее отпразднуем.
– Он собирается завтра приехать, так что будь готова: он попытается выжать из тебя меню.
Они встали, Джен жестом показала, будто застегивает рот на «молнию».
Хороший, продуктивный день, подумала Эдриен, выезжая на дорогу домой. Целое утро сделанных дел. Если дед ничего не сделал на ланч – а она подозревала, что он уснул над книжкой, – она что-нибудь приготовит на скорую руку на двоих.
Потом расскажет ему про день рождения.
– Мы такое называем
Припарковавшись, она взяла почтовую сумку и вспомнила.
– Не будем пока об этом думать. Вот нет и нет. К черту эту сволочь, да?
Они с Сэди вошли в дом. Эдриен отключила сигнал тревоги, повесила уличную одежду.
– Я вернулась!
Положив почтовую сумку на стол под лестницей (позже посмотреть), она двинулась прямо в библиотеку.
– Так я и думала, – сказала она про себя, увидев, что Дуом сидит с книжкой на коленях, низко над ней склонившись. Очки сползли на кончик носа, глаза закрыты.
Эдриен тихо попятилась к выходу. Сперва сделать какой-нибудь ланч, а уж потом…
Но Сэди подошла к нему, положила голову на колени и заскулила.
– Тихо ты! Пусть поспит.
Она поспешила оттащить собаку и зацепила случайно руку Дуома.
– Ты замерз. До чего же ты замерз…
Она стала опускать закатанный рукав, и рука деда безжизненно упала, свесившись с кресла.
И повисла.
– Давай, просыпайся! – говорила Эдриен. – Поупи, не надо! Поупи, проснись! – Она взялась за его лицо ладонями, приподнять – до чего же оно холодное. – Пожалуйста, проснись! Поупи, не оставляй меня одну!
Но она уже знала, что его здесь нет. И внутри у нее все задрожало.
В дверь ударил большой бронзовый молоток, и Эдриен бросилась туда.
– Останься с ним! – приказала она Сэди. – Останься с ним.
Она подбежала к двери – там кто-то есть, он поможет – и распахнула ее.
Приветственная улыбка Райлана тут же погасла. Он вошел, крепко взял Эдриен за плечи.
– Что такое? Что случилось?
– Поупи. Он там. В библиотеке.
Она бросилась обратно, упала перед креслом на колени:
– Не могу его разбудить. Он не просыпается.
Райлан понял, что Дуома больше нет. Все же он приложил два пальца к пульсу, но ощутил лишь холод кожи.
– Его надо разбудить! Ты можешь? Разбуди его, пожалуйста!
Райлан, ничего не говоря, поднял ее с пола, привлек к себе. Она в него вцепилась и разразилась прерывистыми рыданиями. Он молчал, только обнимал ее.
Когда она заговорила, голос дрожал и рвался.
– Я его оставила. Не надо было. Меня слишком долго не было, надо было раньше…
– Остановись. – Он понимал, знал это ослепляющее, рвущее на части горе, и поэтому, когда он заговорил, голос его был таким же бережным, как его руки. – Он сидел у огня, в своем доме, с книжкой, заложенной фотографией жены. У него был поднос с чаем и печеньем, которое ты ему принесла, не сомневаюсь. И одеяло вокруг него подоткнула наверняка тоже ты.
– Но…
– Эдриен! – Он отодвинулся чуть назад. – Он ушел незаметно даже для себя, тихо, глядя на фотографию жены. Он прожил долгую, красивую, достойную жизнь, и судьба подарила этой жизни достойный конец.
– Я не знаю, что делать. – Она прижалась лицом к его плечу. – Не знаю, что делать.