Наследие да Винчи

Они каким-то образом прознали о том, что Харрисон открыл огромные месторождения нефти в чилийских Андах. Это нанесло бы много вреда, но не разорило бы компанию. Но враги также знали, каких усилий «КонПаКо» стоило разработать эти ресурсы. Вот с этими знаниями компанию можно разрушить. Кингзбери зашел в угол с кухонькой, чтобы приготовить себе чашку чая. Но, подумал он, именно поэтому «КонПаКо» и стала великой фирмой — она не боялась рисковать.

Кингзбери пришлось заложить буквально все свои деньги и деньги компании. Многие назвали бы такой поступок безрассудным, но в данном случае, если бы вложение окупилось, это была бы самая прибыльная сделка за всю историю нефтедобывающей промышленности.

Кингзбери продвигался вперед медленно и постепенно. Только ему и Вэнсу Эриксону, открывшему месторождение, был известен весь план целиком. Обязанности распределились так, что никто из администрации «КонПаКо» больше не знал всех подробностей, не знал, насколько велик риск. Кингзбери должен был действовать не спеша еще и потому, что большая часть вложенных денег была взята под залог против его личных 53 % акций «КонПаКо». Если случится резкое падение стоимости акций на рынке — а это неизбежно, если остальные инвесторы узнают о проекте прежде, чем он начнет давать прибыль, — аннулируется огромное количество займов. А в таком случае проект придется свернуть, что будет означать гибель «КонПаКо». И единственным выходом станет продаться одной из крупный нефтяных компаний.

Именно это, подумал Кингзбери, когда чайник начал бурлить, ему и пообещала Бременская Легация. Он налил кипяток в большую английскую чашку и посмотрел на поднимающийся пар, затем опустил в воду пакетик английского утреннего чая «Туайнингз»; он набух и погрузился на дно. Жалко, что нет настоящего чайника. Пакетики — это дико.

Но он обойдется и так, всегда ведь обходился, думал Кингзбери, наблюдая за тем, как золотисто-коричневая жидкость начала сочиться из пакетика и разлилась по дну чашки. Раньше ведь все было очень нецивилизованно, так что в случае чего он справится. Холодной зимой Кингзбери видел, как в их жалком домишке в горах Уэльса умирал его отец. Мальчику тогда было восемь, и он поклялся себе, что с ним такого ни за что не случится. Он видел, что отец сдался, хотя мог бы и спастись. Сдаться означает смерть. Кингзбери помешал чай и вытащил пакетик. Да, это означает смерть.

Он вспомнил деланную улыбку, проклятую фальшивую самоуверенную улыбку на лице Кимболла, когда тот рассказывал о планах Легации, там, на римской вилле. Даже сейчас у Кингзбери руки тряслись от ярости, и он уронил три золотисто-коричневые капли на синюю со стальным отливом салфетку. В «КонПаКо» завелся предатель, который передал Легации все нужные сведения.

Когда Кингзбери возвращался вчера с виллы назад в Рим, он думал, что его разгромили. А потом с Комо позвонил Вэнс и рассказал, что на его жизнь покушались. Вэнс не сдался; мальчик отчаянно защищался. Кингзбери поневоле задумался и почти убедил себя в том, что есть способ… уж если не победить, то хотя бы сделать так, чтобы и Бременская Легация не выиграла.

Но ранним утром к нему в отель пришли люди из Легации. Они сказали, что Вэнс продолжает создавать проблемы; то есть пытается помешать какому-то делу, важному для Легации, — Поэтому они отвезут Кингзбери в Болонью, в один из своих домов. Кингзбери побудет заложником, чтобы гарантировать, что Вэнс не сорвет планы Легации.

Таков договор, вспоминал Кингзбери, потягивая горячий чай. Я должен остановить Вэнса. Если я этого не сделаю, то и Вэнс, и «КонПаКо» вылетят в трубу. Но как я это сделаю? Откуда Вэнсу знать, что следует приехать в Болонью? Как он сможет меня найти, и что мне делать, когда он это сделает?

В туманном небе Болоньи вставало солнце. Кингзбери не знал ответов на эти вопросы, но он верил, что Вэнс придет и найдет его. По липу скользнула улыбка. Кингзбери поставил чашку на блюдце.

— Когда ты появишься здесь, мой мальчик, — сказал он в пустоту комнаты, — мы с ними поиграем. У меня есть одна идея.

— Проклятье! — снова воскликнул Хашеми на фарси, шагая из угла в угол маленькой убогой комнаты. Что этот чертов американец возомнил о себе? Дилетант, который не может убить человека без посторонней помощи. Американский империалист, такой же, как и все остальные, и он, Хашеми, не позволит им остановить себя. Он убьет Папу по-своему. Деньги его больше не интересуют. Он должен уничтожить Папу Римского, символ христиан, вторгшихся на его землю.

Хашеми остановился и сделал глубокую затяжку из кальяна. Гашиш курился в голове, а на сердце остались злоба и готовность убивать. Рядом с кальяном лежал девятимиллиметровый «браунинг» и запасная обойма. Это Меч Аллаха. Он заговорит и заставит замолчать ватиканского тирана.

Хашеми встал у окна и вперился взглядом в грязную желто-серую стену по другую сторону узкой улочки. В пятнах на стене ему виделись фрески его героических деяний — он видел, как сорвет «аварийный» план этого заносчивого американского блондина.