Больше всего его беспокоил иранец. Он был даже более фанатичен в своей набожности, чем Братья. Люди, которые руководствуются собственной моралью, а не приказами, часто бывают ненадежны. Но, с другой стороны, где найдешь еще такого безумца, который окажется готов стрелять в Папу Римского из пистолета?
Немного успокоившись, Кимболл уселся за стол из розового дерева и откинулся на спинку директорского кресла из хрома и кожи, которое он спроектировал сам. Эллиотт глубоко вдохнул, закрыл глаза и прокрутил в уме предстоящие события. Его запасные снайперы закроют все бреши. Братья и Легация сделают свой ход; и через семьдесят два часа у Легации будут обе половины самого разрушительного научного открытия, сделанного современной цивилизацией.
Кимболл медленно открыл глаза и взял одинокий кусочек бумаги, лежавший на темной, красновато-черной полированной поверхности. Когда Эллиотт перечел написанное, у него снова затряслись руки.
В записке говорилось, что перед самым рассветом Вэнс Эриксон сбежал из монастыря Избранных Братьев Святого Петра. Кимболл пытался убедить себя, что Эриксон не представляет угрозы сделке и никак не мог узнать о замышляемом убийстве. Но все же его глодали сомнения. Эриксон уже много чего натворил; этот талантливый дилетант смог взять непреодолимые препятствия.
Кимболлу не нравилось одно: Эриксон втянул в этот безумный водоворот и Сюзанну Сторм. Это плохо, думал он, вспоминая темно-зеленые глаза этой женщины; ее тоже придется убить. Но, рассудил Эллиотт философски, откинувшись на спинку кресла и впервые за это утро улыбнувшись самому себе, такова жизнь… и смерть. И включил шреддер.
Чудесное кафе состояло из пары дюжин столиков и вдвое большего количества стульев, расставленных в некотором подобии порядка под навесом на тротуаре, смотрящем на пьяцца делла Република, минутах в десяти ходьбы от вокзала. Приятно было укрыться в тени навеса от послеполуденного солнца. Холодные квадраты мрамора на полу излучали прохладу, а благодаря каменной стене здания можно было подумать, что в этом открытом заведении работают кондиционеры.
С одной стороны галереи, всего лишь в нескольких футах проезжали машины, а пешеходы, направляющиеся в магазины, расположенные по обе стороны от кафе, проходили прямо под навесом между столиков.
Вэнс и Сюзанна специально пришли пораньше.
— Не знаю, как Тони отреагирует, если со мной будет кто-то еще, — сказала Сюзанна. — Я попросила его об огромной услуге, и я думаю, что ни для кого другого он этого не сделал бы… я даже не уверена, что он для меня это сделает. — На протесты Вэнса она реагировала твердо: — Я расскажу тебе все потом. Сейчас это не важно. Я расскажу все, но пока мы должны направить все силы на то, чтобы понять, что делать.
В любой другой ситуации, с любым другим человеком Вэнс бы на это не согласился. Но беспомощность беглеца в чужой стране, без денег заставила его изменить решение. Зависимость вынуждает людей, подумал он мрачно, усаживаясь на стул через два столика, спиной к Сюзанне. Он даст ей и этому типу Тони всего час; а потом, черт по бери, начнет действовать. Делай что-нибудь, даже если это неправильно, — таков был его девиз. Никакой пассивности. Всего один час.
Размышления Вэнса прервал незнакомый голос.
— Сюзанна, ты, как всегда, очаровательна.
Боже! — Вэнс закатил глаза. Он это уже в третий раз повторяет.
— Понимаешь, я так и не смог до конца забыть тебя.
На массивной челюсти Вэнса задергались мышцы, а губы плотно сжались.
— Тони, прошу тебя, — сладким голосом пропела Сюзанна. — Не начинай сначала. Ты ведь знаешь, что ничего бы не получилось.
— Это ты так думаешь. — Четкая артикуляция и акцент Тони, свойственный баловням британского общества, действовали Вэнсу на нервы. Он рассеянно взял с соседнего столика вилку.
Тони его не замечал, а Вэнс наблюдал за этим стройным, безупречно одетым англичанином: приятной наружности, лет сорока, с темными волосами, начинающими седеть у висков. Вэнс согнул зубец вилки в кривую окружность.
— Боюсь, Тони, что на повторение древней истории у нас сегодня нет времени. Нам нужно поговорить о том, что действительно важно, — напомнила Сюзанна собеседнику. — Это не имеет отношения к прошлому. Нам лучше идти разными дорогами. Ты это знаешь.
— Ты ведь можешь ошибаться.
Вэнс согнул второй зубчик — получилась очень тугая кривая.
— Что касается нас? Не думаю.
— Возможно, и что касается нас, — сказал Тони, — но точно ошибаешься по поводу срочности этой встречи.
— Что ты хочешь сказать?
— Я связался сегодня утром с итальянской разведкой — сразу после того, как ты позвонила. Похоже, они вчера вечером получили анонимное сообщение, в котором содержалось кое-что из того, что ты мне рассказала: они уверяют, что сегодня к двум часам дня… уже меньше чем через час… всех людей, замешанных в этом деле, арестуют и посадят в тюрьму.