– Какая чудесная работа… – она рассматривала оперение птицы, её острый клюв и то, что художнику удалось передать лучше всего – решимость во взгляде. Журавль ни в чём не сомневался. Журавль вот-вот полетит, он это знал и просто делал то, что должен. Хотела бы она быть таким журавлём.
– Не сочтите за дерзость, но у меня есть просьба, – Иоши был необычайно многословен сегодня. – Снимите платок, что служит обёрткой, когда будете у себя. Там ничего предосудительного, – поспешил он заверить, – но мне бы… Мне бы не хотелось делить ваши впечатления с кем-то ещё, – последние слова он произнёс тише и на одном выдохе.
Какая странная просьба. Однако Киоко постаралась не показать смущения. Напротив, она сдержанно кивнула и протянула подарок Кае.
– Пусть и его отнесут сразу в мои покои, – распорядилась она, и Кая забрала свёрток. Иоши поклонился и молча отошёл, его место занял следующий даритель.
– Благодарю вас, – обратилась она ко всем, кто ожидал своей очереди, – и я бы рада принять ваши подарки лично, но, боюсь, тогда мы до вечера не начнём праздновать. Так что, пожалуйста, оставьте всё здесь и проходите к столам, вам скоро подадут угощение.
Придворные расступились перед императором и принцессой, и они прошли за стол у противоположной от входа стены, откуда было видно весь зал. Кто-то уже сидел, кто-то приходил с улицы, заслышав о начале обеда, а кто-то оставался в саду или у театра, наслаждаясь развлечениями. Столы были уставлены закусками, и Киоко не волновалась, что гости останутся голодными, но сама она, не съев и рисинки с самого утра, с нетерпением ожидала основных блюд.
Когда б
Перед Киоко поставили поднос с четырьмя блюдами: бульон с водорослями – во славу Ватацуми, конечно. На её день рождения всегда готовили именно такой, подчёркивая её связь с морским богом. А вот вместо традиционного запечённого тофу, украшенного цветами, во второй пиале были рисовые лепёшки моти. Киоко невольно усмехнулась и тут же прикрыла рот рукавом, отец покосился на неё, но ничего не сказал. Загадка оказалась слишком легкой – моти всегда подают на свадьбах. Она взяла палочками одну лепёшку и отправила в рот. Закуску начинили маринованными овощами, только почему-то не острыми, а солёными. Видимо, намёк на солёные слёзы Киоко из-за отложенной свадьбы. Она едва сдержалась, чтобы не пошутить об этом при отце. Держать себя в руках и сохранять лицо было всё труднее.
Третьим блюдом были неинтересные для Киоко бобы натто – она их не любила, не ела и немножко презирала за их внешний вид, а потому старалась даже не смотреть в сторону той пиалы. И последним блюдом на подносе был салат из красных овощей и тёмно-зелёной зелени – обязательный на всех банкетах времени жизни. Там же она разглядела шёлковый тофу – символ шёлковых нарядов. Рядом с блюдами неизменно стояли четыре маленькие пиалы с приправами на любой вкус: саке, соль, соевая паста и рисовый уксус.
Все порции были большими, несмотря на то что таких подносов за весь праздник вынесут ещё по меньшей мере два, а может быть, учитывая, что готовились к свадьбе, – и все четыре, на которых будут и основные блюда, и закуски, и напитки, и сладости. Киоко решила ограничиться моти и салатом – она всегда выбирала одно-два блюда и не обращала внимания на остальные. Зачем есть всё, если можно взять самое вкусное?
Она посмотрела на императора – тот выбирал тофу из салата, аккуратно раздвигая зелень и овощи, словно поиск заветных кусочков – часть ритуала. Удивительно, что он ещё не распорядился прекратить подавать ему нелюбимую пищу. Видимо, чтобы не нарушать традиций и баланс блюд – своеобразных произведений искусства.
Киоко улыбнулась и принялась за еду, стараясь не думать о предстоящем разговоре с отцом.
Истина станет ложью
Пока Киоко – а вместе с ней и половина страны – праздновала свой день рождения, Норико, не желая сидеть запертой в комнате, гуляла по дворцу. Гости ее раздражали, и она старалась держаться повыше: на крышах, деревьях и оградах, потому что шумные, неуклюжие и совершенно не обращающие внимания на то, что творится у них под ногами, люди могли и пнуть, и наступить на лапу, и отдавить хвост. Ещё хуже было попасться на глаза любителю кошек – тогда её непременно пытались взять на руки, а этого не выдержала бы никакая гордость.
Когда начался пир и б