Наследие Дракона

Ее плечо и рука горели в тончайшем гимне агонии. Каждая клетка открытой кожи зудела – ее тело обжигали капли яда львиной змеи.

Прижимая сломанную руку к себе, Сулейма приняла сидячее положение, а затем попыталась подняться на ноги, готовясь к худшему, – однако львиная змея была уже мертва. Ничто живое не способно издавать подобный смрад. Чудовище издохло, а она, Сулейма, выжила.

Когда-нибудь она сможет этому порадоваться. Но в данную минуту все ее внимание было сосредоточено на том, чтобы встать и при этом не лишиться сознания от боли.

Тварь издала последний шипящий вопль. Сулейма отпрянула и закричала от боли в руке. Тварь, казалось, начала сдуваться: са и ка вышли из ее массивной вонючей туши.

Нужно почистить меч, – подумала девушка. Но рука отказывалась ей повиноваться. – Что ж, раз уж на то пошло, можно содрать со змеи шкуру.

Сулейма захихикала, точно пьяная. Она снимет с твари кожу и заберет ее оперение – как только уговорит Атеми войти в логово львиной змеи, оттащит своего раненого вашая в безопасное место и, возможно, перевяжет собственные раны.

За фик, как же все болит!

– Это – самая большая глупость, которую я видел в своей жизни.

Сулейма кивнула: с этим не поспоришь. И тут же напряглась – новый приступ чудовищной боли отдался в ее руке – и медленно обернулась к дальнему темному углу Костей. Из теней выступила фигура. Сулейма задержала дыхание, думая: неужели это хранитель Эйд Калмута пришел для того, чтобы забрать ее душу, – уж конечно, подобная сущность могла явиться лишь из долины смерти.

Возможно, этот мужчина был высоким, но пригнулся, чтобы скрыть свой истинный рост, а может быть, его скрутило от времени, точно старое дерево, слишком долго сопротивлявшееся колючим ветрам. Сулейме трудно было судить об этом, учитывая то, что его с головы до ног окутывало множество слоев призрачных одеяний. Маска из гнутого железа с кожаными шлейками скорее подчеркивала, чем скрывала искореженные ошметки его лица. Он непринужденно опирался на громадный боевой молот, от которого жутко несло запекшейся кровью и недавним убийством.

– Но, нужно сказать, ты вела себя смело. – Последнее сказал другой, более мягкий и высокий голос.

Сулейма начала осторожно осматриваться в поисках говорившего, не желая при этом выпускать из виду мужчину. Она была уверена: стоит ей отвернуться – даже на мгновение, – и он снова растает в тенях.

– Конечно, смело, моя сладость, но смелость освещает дороги Эйд Калмута. Мертвецы не становятся живее от проявленной ими храбрости.

– Однако она ведь еще не мертва…

Сулейма вздрогнула и слегка застонала, когда кости ее руки снова коснулись одна другой. Все эти голоса исходили от скрюченной фигуры в черных одеждах.

Это – Человек из Кошмаров, – подумала она. – Выходит, ты не просто одна из сказок моей матери…

Фигура подошла ближе, хотя Сулейма не заметила никакого движения. Девушка сморгнула кровь, а потом моргнула еще раз, когда ее зрение помутилось, и упала на колени, испуская короткий беспомощный вопль, который, уж конечно, не мог исходить из ее горла.

– Не мертва? Значит, пока что не мертва. Но яд ее прикончит.

– Если бы львиная змея и вправду ее укусила, она бы уже умерла. Думаю, змея всего лишь потрепала ее.

– Я имел в виду вовсе не львиную змею…

– А что делать с этим? – Фигура махнула свободной рукой в сторону неподвижного тела упавшего вашая.

– Можешь убить его, если хочешь. – Голос был низким и сладким, как темный мед.

Этот голос мне знаком, – подумала Сулейма, и ледяной ужас поселился глубоко на дне ее существа. – Я его уже слышала… Вот только когда?

– Ты… Я тебя знаю…

Она попыталась собраться с мыслями. И оставаться на ногах. Да и стояла ли она? Сулейма через силу подняла руку с мечом. А может, она его выронила? Как она могла быть чьей-то сестрой по оружию, если потеряла его?

Темная фигура склонилась над вашаем, и Сулейма боролась с этой тьмой, словно пойманное в паутину насекомое. Или как спящий, охваченный кошмаром человек.

– Нет, – прошептала она. – Нет!

И образ проступил сквозь ее воспоминания, как проступают на водной поверхности пузыри, выпускаемые тонущей девочкой. То же самое лицо склонялось над ней, когда Сулейма пряталась в гнезде из мягких одеял, слишком напуганная, чтобы закричать.

Я обмочила постель, – подумала она, – но ко мне так никто и не пришел.

В воспоминаниях он представлялся ей великаном.

Лезвие ударило по горлу – по его – и одновременно ее, – и образ разбился на осколки.

Вашай издал чудовищный предсмертный вой, который оборвался, когда его разрезали пополам. Сулейма выла, пока ее душа истекала кровью, уходя в бесконечную ночь.

Азрахиль, – шептало ее разбитое сердце. – Его звали Азрахиль…

Вспышки синего света, похожие на молнии, плясали на маске мужчины, когда он отошел от неподвижного тела Азрахиля и повернулся к Сулейме лицом. Он улыбнулся или, возможно, беззвучно закричал, и бросил ей какую-то вещь. Что-то миниатюрное и красивое блеснуло в полете, и Сулейма не задумываясь схватила его на лету здоровой рукой.

– Подарок из Эта, – сказал мужчина, а потом запрокинул голову и громко захохотал.