Джиан попробовал сопротивляться, когда его повели к решеткам, которые использовали для того, чтобы мыть мясо перед продажей, но державшие его руки оказались слишком сильными. Вырваться из них у него было не больше шансов, чем у годовалого бычка.
В конце концов Джиан послушно замер, лишившись одежды и гордости. Ему на голову снова и снова лили ведра холодной соленой воды, и слезы не переставая бежали по щекам, пока его скребли пригоршнями соли и песка – с небрежностью, с которой мясник сушит кусок мяса, – и натирали кожу пахучими маслами. Один из слуг заставил Джиана открыть рот и принялся чистить ему зубы отдававшим мятой порошком, который жалил щеки и язык там, где Джиан их прикусил. Странно, но эта новая боль, так же как покалывание в мочке уха, помогла ему справиться с сотрясавшими тело всхлипами. Слезы еще лились время от времени, но Джиан больше не задыхался и не всхлипывал как дитя.
Других юношей лашаи тянули за собой или несли на руках, чтобы подвергнуть такой же процедуре. Их раздевали, мыли, вытирали насухо и умащивали маслами, словно многочисленных реджоу во время нереста. Джиан увидел, как трое лашаев несли Нарутео, и, испытав облегчение, заметил Перри, которого тоже протащили мимо, вялого и залитого кровью, но, по всей видимости, живого. Никто, кроме Джиана, не приходил в сознание, и, оглядываясь по сторонам, он понял, что юноши, которых отмывали и укладывали в сторонке, представляли лишь малую толику тех, кто выпил чай.
– Где остальные? – спросил он. Его голос прозвучал ломким шепотом. – Остальные мальчики… где они? Куда подевались?
Джиан даже не ждал ответа от лашаев – до сих пор они никогда не открывали рта. Один из них повернул голову – мужскую или женскую, сказать было сложно, – и какая-то странная эмоция блеснула в его глазах. Джиан подумал, что лашай смеется над ним из-под своей безжизненной маски. Слуга медленно поднял руку и указал направление.
Тогда-то Джиан и заметил крытые повозки. Целую тьму массивных громадин грубой работы из темного дерева, закованного в металл, тянула стая рогатых гелл с угрюмыми глазами. Они шли в ряд по направлению к воротам. Повозки были набиты доверху и задрапированы уродливой грязной мешковиной. У Джиана сжало живот, и его стошнило бы опять, если бы в желудке оставалось хоть что-нибудь.
Под мешковиной что-то шевелилось. Кто-то шевелился, и Джиан с такой ясностью понял, что скрывают эти тряпки, как будто собственными глазами видел, как их забивали, резали и бросали на повозки, точно требуху. Как будто он положил их туда собственными руками.
Повозки продолжали ползти. Погонщики громко бранились, кнуты свистели над головами печальных гелл, проявлявших к своей ноше не больше интереса, чем если бы это были бочонки с соленым мясом. Одна за другой повозки проехали в ворота. Где-то в отдалении начал подниматься маслянистый черный дым. Джиан не мог остановить эти повозки и спасти этих мальчишек, как не мог унять дрожь в собственных ногах или, если уж на то пошло, спастись сам.
Лашаи таращились вслед повозкам. Джиан нырнул на ледяное дно собственного ужаса и обнаружил там черную жемчужину идеальной формы величиной с костяшку большого пальца. Вот она, смелость принца. Он сжал жемчужину в пальцах. Она казалась теплой и пахла морем. В глубине собственного сознания Джиан услышал крик чаек и песни матери, которая штопала свои сети. Он выплыл обратно, посмотрел в мертвые глаза слуги…
И улыбнулся.
То был ничтожный жест сопротивления, свеча в темной ночи, но позже, вспоминая этот момент, Джиан подумает: Вот тогда-то все и началось по-настоящему.
Лашаи повернулись и увели его. Растратив последние капли сопротивления, Джиан обмяк от облегчения и едва не спотыкался о собственные ноги. Они прошли по брусчатке и ступили в маленький проход, скрытый в одном из углов. Джиан оказался в простой комнате со стенами из серо-белого кирпича. Вдоль одной из них тянулся длинный прилавок, а к стене напротив была приставлена скамья. Джиан зашатался, и лашай толкнул его на скамью, а сам взял с прилавка маленький медный колокольчик и зазвонил, пугая Джиана неожиданно красивым тонким звуком.
Открылась маленькая дверь, и в комнату вошла молодая женщина. При виде Джиана она остановилась и заморгала.
– Ох, – сказала она. – Вы притащили мне живого. Как… необычно.