Наследие Говорящих

По правде сказать, все эти мысли жили на задворках его сознания, являя собой некую несформировавшуюся массу, которая могла когда‑нибудь стать полноценным пониманием ситуации. Всё это было скорее предчувствием и интуицией, нежели аргументированными логическими доводами. Возможно, если бы он поставил своей целью вербовку союзников и приобретение связей в самом меркантильном и циничном понимании этого слова, тогда он, вероятно, ухватился бы за эти свои «предчувствия», стараясь оценить каждого потенциального сторонника в грядущей войне. Но Гарри не интересовала война, и он ни разу не задумался ни о друзьях, ни о врагах, его интересовали люди, а не та выгода, которую можно из них извлечь. Хотя, по сути, его интересовали даже не сами люди, а его собственное место среди них. Наблюдая за своими слизеринскими сокурсниками, мальчик быстро понял, что нейтралитет в его случае — лучшая позиция. Он не выказывал интереса ни к одной из сторон, позиционируя себя как самого обыкновенного ученика, которого не интересуют ни война, ни межфакультетские распри. И подобный подход неплохо действовал, по крайней мере, многие слизеринцы, последовав его примеру, «забыли» о том, чем именно он прославился, и предпочли общение с Гарри Поттером, а не Мальчиком–Который–Выжил, что вполне устраивало обе стороны. Те студенты, кто не разделял это установившееся равновесие, предпочитали просто смириться с положением вещей и на всякий случай следить, чтобы мальчишка Поттер не осрамил факультет своими гриффиндорскими выходками. Они и сами не поняли, почему к концу года понятие «насторожено наблюдать» вдруг сменилось на «дотошно опекать», но многие старшекурсники негласно и ненавязчиво взяли Поттера под свое крыло, решив, что раз они не могут изменить его происхождение и историю, то, по крайней мере, попытаются воспитать из него порядочного слизеринца. Кто знает, вдруг однажды мальчик, который выжил, предпочтет львам змей? Сам Гарри на подобное поведение старшекурсников внимания не обращал, потому что никто не навязывал ему своё мнение, лишь приглядывал из осторожности и любопытства.

Слизерин, на первый взгляд казавшийся разобщенным факультетом, где каждый был сам за себя, в определенных ситуациях превращался в единый организм, очень устойчивый и иногда очень опасный. Но здесь никто никогда не лез с расспросами и не докучал советами, нарушение правил факультета каралось выговорами и отработками, но личные дела студентов оставались исключительно их личными делами, даже если о них знал весь факультет. Их староста Маркус Флинт, инструктируя первокурсников, сказал, что если внутри факультета начинается разлад, то это грозит всему факультету, поэтому такие вещи, как бойкоты и травля, на Слизерине были запрещены. В открытую, по крайней мере.

Каждый студент, ставший слизеринцем, был кирпичиком в их собственной крепости, ненужных и лишних не было (но иногда были те, кого предпочитали не видеть). Это не значило, что слизеринцы обязаны были связать друг друга крепкими узами дружбы, что было как раз свойственно Гриффиндору, наоборот, большинство слизеринцев считали дружбу слишком шаткой конструкцией, чтобы строить на ней что‑либо. Как правило, здесь ценились «выгодные знакомства» и «перспективные связи». Этот стереотип с ранних лет прививался родителями каждому чистокровному волшебнику и с годами только укреплялся в их сознании, превращаясь в образ жизни. Но для своего удобства выгодные связи называли дружбой, хотя все чаще Гарри начинало казаться, что всё совсем наоборот, и на самом деле многие его сокурсники, громкими заявлениями о выгоде и перспективе прикрывают обыкновенную дружескую привязанность, впрочем, они бы в этом никогда не признались.

Чем больше Гарри узнавал об этом факультете, тем больше ценил свою к нему принадлежность, и постепенно мысли о том, что он кого‑то предает, отступили и развеялись. Недоверие к сокурсникам позволило ему узнать их получше и если не подружиться с ними то, по крайней мере, найти с ними выгодный компромисс. В конце концов, глупо было привязываться к людям, которые рано или поздно тебя предадут, а вот поддерживать вежливые приятельские отношения ему никто не мешал. Жизнь со слизеринцами учила мыслить многогранно, сразу в нескольких направлениях. Здесь ценились терпение, осторожность, внимание и способность отличать внешнюю шелуху от настоящей личности. Слизеринцы как никто умели давать оценки и… хранить секреты. На змеином факультете было много секретов, но о них не знал никто, кроме самих слизеринцев, и это было правилом.

«Все, что происходит внутри факультета, должно оставаться внутри факультета». Это знал каждый первокурсник, и было в этом негласном девизе что‑то мистическим образом связывающее всех студентов.