Наследие Ирана

Персидское влияние в западных областях державы также было значительным, причем наиболее заметно это влияние проявлялось в Армении и Каппадокии. Вряд ли будет слишком смелым предположение о том, что культурная «иранизация» армян началась уже при Ахеменидах и затем продолжалась в парфянское время. Религиозные верования и обряды в Армении были теми же, что и у мидян и персов; наибольшей популярностью пользовались культы Митры и Анахиты (Страбон, XI, 532). Хорошо известно об иранских словах в армянской лексике. Большинство этих заимствований относится ко времени после падения Ахеменидов (заимствования из парфянского и других среднеиранских диалектов), однако фонетический облик некоторых слов может указывать на их проникновение в армянский в более ранний период, например, t’agawor «царь» или partez «сад». Во многих случаях трудно установить, имеем ли мы дело с заимствованием ахеменидского времени или с более поздним, что связано прежде всего с архаичным характером значительной части парфянской лексики 3.

На территории Каппадокии иранское влияние может быть прослежено главным образом для послеахеменидского периода. Оно сказалось в ономастике (имена правителей) и в религиозных обрядах, о которых сообщают античные авторы. Каппадокия была страной, где скрещивались культуры греков и персов; позднее она стала важным центром христианской мысли. В меньшей степени это относится к Анатолии, но в IV в. до н. э. путь эллинизма на Восток пролегал через Анатолию.

Евреи и Израиль вели себя довольно спокойно при Ахеменидах, несмотря на то, что и на них распространялось влияние персов. Решающую роль здесь играло то, что Кир освободил иудеев из вавилонского плена, разрешил им вернуться на родину и приказал восстановить Иерусалимский храм, что и было сделано около 515 г. до н. э. Именно при персидском владычестве тора стала законом Израиля; это произошло, по-видимому, в тот же период и примерно в тех же условиях, что и кодификация или пересмотр законов в Египте и в других областях империи. В библейских книгах Эзры и Нехемии мы находим многочисленные свидетельства контактов с двором царя царей. Некоторые исследователи связывают возникновение нового иудаизма с ахеменидским периодом, когда соблюдение Закона стало общеимперской нормой. Проблема персидского религиозного влияния на иудаизм и христианство весьма сложна, однако можно говорить о способности к восприятию, если не о прямом влиянии многих сторон вероучений. Такие представления, как «святой дух» и «ангел мудрости», появляющиеся в иудаизме после вавилонского плена, могли быть навеяны иранской ангелологией или атрибутами Ахура Мазды. Наиболее сильно иранское влияние, очевидно, сказалось в дуализме добрых и злых духов, отчетливо выступившем в иудаизме в ахеменидское время. В апокрифических книгах это влияние более заметно, чем в Ветхом Завете; само представление о сатане могло быть заимствовано из Ирана. Немало интересного содержится в гипотезах о возможных влияниях в области эсхатологии, представлении о времени и других сторонах иудаизма, однако доказательств непосредственных заимствований такого рода пока не предъявлено. Иудейские общины, оставившие свитки Мертвого моря, существовали позднее, и круг проблем, вставших в связи с их изучением, достаточно широк 4.

Следует упомянуть еще об одной характерной черте персидского владычества, которая проявляется особенно четко при сравнении с Грецией. Эта черта, быть может, яснее всего выступает в ответе Гидарну, сатрапу Западной Анатолии, который выражал недовольство по поводу отказа спартанцев поступить на службу к царю царей. Спартанцы отвечали так (Геродот, VII, 135): «Гидарн, советы, которые ты нам даешь, лишены мудрости. Ты знаешь только о том, что тебе кажется приемлемым, но не знаешь того, с чем ты убеждаешь нас расстаться. Ты понимаешь, как быть рабом, но ты ничего не знаешь о свободе, будь она горькой или сладкой. Если бы ты испытал свободу, ты советовал бы нам драться за нее не только копьями, но и топорами». Мы встречаемся с этим представлением о свободе как об естественном состоянии для греков и в словах Демарта, бывшего спартанского царя, который бежал к Ксерксу и участвовал в персидском походе против Греции. Обращаясь к Ксерксу, Демарт говорил о доблести и храбрости спартанцев и добавил (Геродот, VII, 104): «Хотя они и свободны, но не полностью свободны. Их господин — закон, которого они боятся гораздо сильнее, чем твой народ боится тебя». В этих словах содержится намек на те качества, которые определили величие Греции.

Notes:

J. Нагmalla, A recently discovered Old Persian inscription,— AAASH, t. II, 1953, стр. 1—16.

В документах из Элефантины написание hrzmy отмечено в письме 6, стк. 2, Ь-rzmij’ в письме 8, стк. 22, см.: A. Cowley, Aramaic papyri, стр. 16, Следовало бы ожидать форму с вавом после /i (*hwrzm-).

[Ср.: R. N. Frye, Continuing Iranian influences on Armenian,— «Yad- 174 Name -ye ‘IranT-ye Minorsky», Tehran, ‘1969, стр. H—10].