Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе

собственную высшую аватару — змея вездесущих вод. Змеиная суть божественного

героя, исполнив свою миссию, возвращается в хаос после гибели ее временной

человеческой аватары».

Универсальность и единосущность сверхъестественного прародителя имеет прямое

отношение к мотиву инцеста, который достаточно часто фигурирует в историях о

рождении. Этот мотив типичен для зачатия героя, и, анализируя его так, как мы

анализировали другие мотивы, мы должны согласиться, что любое зачатие в некотором

смысле инцестуально. Ведь если отец божественной искры в каждом человеческом

существе по сути един, значит, мать, дитя, отец, жена, растения и животные суть

духовные братья и сестры. Инцест, таким образом, «неизбежен в силу родства всего

живого ab intra». Ту же истину можно сформулировать космологически: Родство и,

соответственно, инцестуальная связь с животными и с природой вообще символизируют

первичное единство, существовавшее до раздела живого и неживого, растений и

животных, людей и зверей. Не случайно во многих космогонических мифах начало

бытия предстает как разделение изначальной цельности надвое — на небо и землю, сушу

и воду, мужское и женское. Мифологические первосупруги — это брат и сестра, и от их

инцестуального союза происходит все человечество. Насколько нам известно, легенд

подобного рода в кельтской традиции не сохранилось, однако следует отметить, что в

сагах Мифологического цикла упоминания об инцестуальных союзах не редкость и что

некоторые роды Ирландии возводят свое происхождение к родоначальнику, зачатому в

инцесте.

Когда наступит конец мира, все многообразие его форм вернется в состояние

единения, которое с точки зрения самого мира являет собой хаос. Намек на это, видимо,

содержится в одном старинном ирландском заклинании, при помощи которого Племена

богини сумели одержать верх над племенем Фир Болг, а сыновья Миля в свою очередь

победили Племена богини суть этого сакрального текста сводится к тому, что мир, или

время, эпоха, будет существовать, пока не смешаются друг с другом огам и аху, луна и

солнце. В другом стихотворном тексте, где богиня Бадб пророчествует о конце мира,

среди предвестий гибели назван и инцест.

Сын взойдет на ложе отца,

Отец взойдет на ложе сына,

Каждый станет и братом себе, и зятем.

Таким образом, инцестуальное происхождение героя символизирует присутствие в нем

некоего имманентного вселенского начала, альфы и омеги, и для этого начала нет ни

брата, ни сестры, ни матери, ни отца, а, в конечном счете, — ни рода, ни вида, ни

элемента.

О союзе между братом и сестрой иносказательно свидетельствует процитированный выше

поэтический фрагмент «каждый станет и братом себе, и зятем». И слушатели, и

рассказчики историй о рождении дивились тому, как инцест загадочным образом

запутывает родственные связи и создает категории, которые обыкновенно никак не могут

совпасть. В сохранившемся контексте повесть об инцестуальном происхождении Даолгаса

была рассказана Финном в ответ на вопрос: кто был сыном собственной дочери?

Аналогичным образом намек на рождение Куимине, который появился на свет в

результате связи отца и дочери, звучит так

Эта Мугайн была его матерью,

Сам же он был ей братом.

Месс Буахалла была внучкой собственного отца и сестрой собственной матери. В повести

о рождении короля Конхобара — в том виде, в каком мы ее знаем, — инцестуальная

тема не выражена, однако же друид Катбад называет его «сын мой и внук мой», что

может быть верно, только если Несс была его дочерью. Но, пожалуй, самый яркий из

ирландских рассказов на эту тему — рассказ о Клотре, которая спала с каждым из трех

своих братьев, причем втайне от остальных. В положенный срок у нее родился сын,

который был назван Лугайд Риаб Нерг (Lugaid Riab nDerg — Лугайд Красной Полосы),

потому что поперек его тела в двух местах проходили красные полосы, отмечая пределы,

в каких он походил на каждого из трех своих отцов. Когда мальчик вырос, то в свою

очередь зачал с Клотрой сына, названного Кримтаном

Лугайд Риаб Нерг славному Кримтану

Был и отцом, и братом,

Клотра же, пригожая обличьем,

Стала бабушкой собственному сыну.

Интерес к загадочному подтексту инцеста никоим образом не ограничен лишь кельтской

традицией. Так, например, намек на кровосмесительную связь отца и дочери содержится

в загадке, известной в разных вариантах в древнееврейской, мусульманской и

христианской традициях:

Женщина сказала своему сыну:

«Твой отец — мне отец,

Твой дед — мне муж,

Ты мне сын, я же тебе — сестра».

Арабы Северной Африки и негры Африки Центральной полагают вполне справедливым

бросать ребенка, рожденного в результате инцеста, на произвол судьбы, мотивируя такие