поднятая над землей, или гамак, подвешенный к крыше. «Тем или иным способом
достигается эффект подвешенности, приподнятости, т. е. помещения девушки между
небом и землей».
В повести о зачатии и рождении героя происхождение его остается загадкой. Так,
Мерлина называют «ребенком, у которого нет отца», и, если понимать это буквально,
получается, что он родился, не будучи зачат. В других случаях загадка не в отсутствии
причины, а в поразительной многочисленности противоречивых причин, ведущих к
результату, для достижения которого, как подсказывает здравый смысл, было бы
достаточно одной-единственной из них. Есть и другие загадки. Например, валлийский
Ллю, судя по тексту мабиноги, появился из последа, оброненного матерью. Но если так,
то его можно назвать и рожденным матерью, и не рожденным ею. Ирландский герой
Фурбайде, как считается, также не был рожден своей матерью, но вышел наружу через
ее бок, подобно Голлу Мак Морне, Юлию Цезарю, египетскому богу Сету, Индре и
Будде. Вообще индийские боги появлялись на свет самыми неожиданными способами:
через лоб, руку или подмышку. Вспомним, у Шекспира ведьмы уверяют Макбета, что он
не может быть убит тем, кто «женщиной рожден». Этот мнимый парадокс разрешается,
когда Макбет узнает, что Макдуфф был «из чрева матери исторгнут до времени» и что
лес, который не есть лес, способен двигаться. Вот на этой тончайшей грани между
бытием и небытием как раз и являются боги, и невозможное становится возможно.
Новорожденный герой, как правило, кому-нибудь да мешает и потому рискует быть
убитым в первые же часы идни своей жизни. К уже приведенным примерам можно
добавить повесть о Ньяле Девять Заложников, которого мачеха из ревности бросила
голым на зеленом лугу возле Тары. Только через три дня поэт Торна нашел его там, взял
к себе и выкормил. Моранн, которому впоследствии суждено было стать главным судьей
Ирландии, родился в сорочке, и его отец, усмотрев в этом дурной знак, велел двум
своим слугам бросить новорожденного в море. Слуги отплыли подальше от берега, но
едва опустили младенца в воду, как волна прорвала «сорочку» и ребенок неожиданно
произнес: «Велика мощь волны». Потрясенные слуги не посмели утопить младенца и
оставили его возле дома кузнеца, который выкормил его, воспитал, а много лет
спустявернул родному отцу. Мать Талиесина, Керидуэн, зашила новорожденного
младенца в кожаный мешок и пустила по реке Диви. Река вынесла Талиесина к морю, где
его нашел Элфин возле запруды отца своего, Гвидно Гаранхира.
От героя в повестях избавляются точно так же, как многие народы в разных частях
земного шара избавляются от детей, чье существование — вызов социальной норме. У
разных народов широко практикуется оставление или утопление таких младенцев.
Например, существуют свидетельства, что континентальные кельты в случае сомнения
бросали своих отпрысков в воды Рейна, чтобы определить, законным ли было их зачатие.
«Если ребенок был незаконнорожденный, река поглощала его; если же он был рожден
законно, то река милостиво прибивала его к берегу». Дж. Спик упоминает о подобной же
практике у африканских народов, а в Индии новорожденных иногда помещали в
плетеные корзины и пускали по реке: будущую касту ребенка определяли по тому, в каком
месте корзину прибьет к берегу. По ирландским законам незаконнорожденных детей в
отдельных случаях «клали в кожаный ящик и отвозили в море — так далеко, чтобы с
борта корабля еще был виден белый щит на берегу. Тогда ящик бросали в воду. Если
волны прибивали ящик к тому же берегу, ребенок становился слугой сыновьям первой
жены своего отца и был среди родичей как всякий незаконный сын».
Подобно тому как боги и демоны сверхъестественны, а «внутренняя» и «внешняя
пятина» экстратерриториальны, незаконный ребенок и герой стоят вне общества. Это
сходство высшей и низшей категории аутсайдеров проявляется разными способами. Не
только незаконнорожденные, каки герои,
просто подвергнуться уничтожению, но и традиционные способы наказания
преступников весьма напоминают жертвенные ритуалы. В Индии за пределами кастовой
системы существуют изгои, преступившие законы своих каст, и бездомные «святые
мужи», из которых иные носят рубище или традиционное, крашенное охрой одеяние
осужденного преступника — в знак того, что они умерли для общества. Героя и то, как с
ним обращаются, конечно, нельзя объяснить только незаконнорожденностью, хотя
между этими двумя категориями есть определенная связь — сродство крайних
противоположностей.
Враждебность, которой встречают рождение героя, персонифицируется по-разному. В