Наследие Мортены

С этой мантрой я встала на колени у кушетки, предварительно кинув под ноги одеяло. Приходилось ждать, пока тело трансформировалось в человеческое, чтобы срезать именно в этой форме. В кошачьей ипостаси сквозь шерсть не получилось, скальпель не пробивал шкуру.

Надрез за надрезом на пол падали окровавленные полоски кожи с зеленоватым свечением.

— Мясо пропадает. Надо спасать.

Четыре ошмётка уже красовалось у моих ног. Руки были по локоть в крови, которая всё стекала и стекала по коченеющим пальцам.

Трансформации замедлились, словно даруя мне больше времени для надрезов, чем было вначале. Но замёрзшие пальцы уже плохо слушались. Пару раз я чуть не уронила скальпель, после чего вцепилась в него мёртвой хваткой. Была полная уверенность, если уроню, уже больше не смогу поднять.

— Мясо пропадает. Надо спасать.

Третья рана очистилась вместе с кровью. «А ведь действительно, — отстранённо вспомнила, — ранее кровь была закупорена зелёной дрянью и не капала из ран». Зато после моего вмешательства постель стала похожа на место изощрённых пыток из третьесортного ужастика, где краску не жалея разливали чуть ли не вёдрами. Радовало то, что очищенные раны медленно, но затягивались после каждой трансформации в зверя. Значит, всё делаю правильно.

— Мясо пропадает. Надо спасать.

Четвёртая рана оказалась почему-то глубже и больше других. Если она достигла внутренних органов, то я ничего не смогу сделать. Вряд ли ирбис выживет, если ему отчекрыжить кусок почки или печени. Пришлось скрюченными пальцами разводить края в стороны, чтобы рассмотреть глубину заражения. Почему-то во тьме раны эта зелень была видна даже лучше, чем под рассеянным светом ламп. Я дышала на руки, пытаясь вернуть им чувствительность. Страшно было отрезать лишнее или зацепить жизненно важные органы. Но пальцы своё отработали. Я ничего не могла поделать, меня колотило всем телом. Фаланги скрючило, а из груди вырывались хрипы и сипы.

— Всунь пальцы внутрь, — услышала шёпот. — Кровь согреет.

Я боялась отвести взгляд от последней раны. Ведь тогда мантра перестанет работать. Тогда придётся признать факт, что я кромсаю живого человека хуже любого мясника.

Но предложение было заманчивым своей рациональностью. Сама бы я до такого не додумалась, но сейчас обратила внимание, что последняя очищенная рана всё ещё раскрыта и полна крови. Для согрева это было хорошо, а вот для оборотня, подозреваю, очень плохо. Скоро сил на оборот не останется, а заживает всё именно в кошачьей ипостаси. Я вытряхнула скальпель на постель, липкую от застывшей на морозе крови, и всунула скрюченные фаланги в рану.

Боль пришла мгновенно. Пришлось прикусить губу, чтобы не закричать. Пальцы словно окунули в кипяток. Мой мозг явственно представлял, как кожа покрывается волдырями от ожогов, лопается и исторгает сукровицу. Боль сменил жар. Теперь хотелось окунуть пальцы в прорубь, чтоб они перестали гореть. Но я терпеливо держала их в ране, не позволяя себе слабости.

Спустя минуту я вынула чуть ожившие пальцы и вцепилась в скальпель. Последние надрезы давались легче и сложней одновременно. У меня даже пот на лбу выступил от усердия, так я старалась не срезать лишнего в глубине и вырезать всю зелень, дабы не оставить в ране ни капли отравы.

Как же я сейчас понимала хирургов. А ведь им приходится это делать постоянно. Последний срез кожи громко шлёпнулся на пол в оглушительной тишине. Что-то было не так. Однако я была так увлечена процессом, что не обратила внимания раньше.

— Надо спасать, — просипела последний раз и выпустила из рук скальпель. Усталость и холод сковали тело. Я сидела прямо на полу посреди замерзающей лужи крови. Сил не осталось даже на то, чтобы закрыть окно. Утром здесь обнаружат мой хладный труп и, возможно, живого Баабыра. Но я это уже вряд ли узнаю.

* * *

Всё было не так, как должно быть. Да, Баабыр победил в бою, но какой ценой. Лишившийся зрения противник успел от души полоснуть племянника когтями, оставив четыре рваные раны на левом боку. Глубокие борозды не кровоточили на морозе, но и не заживали.

Баар отстоял семью побратима. Медведям пришлось уйти ни с чем, уводя за собой ослеплённого предводителя. Вот только он не выглядел поверженным, скорее, считал себя победителем, несмотря на потерю зрения и наказание муударас.

Это насторожило Бэрила, но тогда он заботился лишь о скорейшем возвращении домой и отправке Баара в лазарет. Неладное они заподозрили на полпути к дому, когда Баабыр неожиданно сменил ипостась на человеческую и потерял сознание, провалившись в снег. Раны на боку выглядели ровнее и аккуратней, чем у зверя, но всё равно внушали опасения. Эйэ вызвался донести друга домой, но и здесь их ждала неудача. Стоило привязать человеческое тело к медведю, как Баар снова бесконтрольно совершил оборот, не приходя в сознание и обмякнув на спине Эйэ.