Наследие Мортены

Некогда белоснежная опушка леса сейчас превратилась в кровавое болото. Страшная в своей жестокости битва без пощады и сострадания рассы́палась на отдельные схватки. Звери рвали друг друга на куски когтями, вгрызались в глотки, топтали копытами и вспарывали рогами. Особенно выделялись сияющие неоном медведи, которые почему-то разделились. Почти все они находились в красном тумане, кроме одного самого крупного гиганта со странной перевязью на груди. Тот хоть и сверкал зелёным отливом, но ревел и пятился по льду реки, поочерёдно то закрывая лапами себе уши, то придерживая перевязь. Движения его были неловкими, словно он двигался в темноте и на ощупь. Ирбисы выстроились полукругом, защищая его отход.

Снежные барсы падали под когтями и зубами врагов. Кого успевали, оттаскивали за спины, и вновь в попытках сомкнуть ряды кровавые призраки становились плечом к плечу против обезумевшей орды. Всё происходящие так напоминало мои давние сны, что у меня мороз пошёл по коже. Там перебили почти всех, неужели история повторится?

— Рогнеда… — я не прошептала, но княжна меня услышала. — Красный туман — это тоже родовое умение?

— Похоже, — неуверенно ответила княжна. — Оно непостоянно, видишь, волнами накатывает. Если убрать источник, должно рассеяться.

Кто не с нами, тот против нас. Я достала револьвер, прикидывая расстояние до пепельного засранца. Выходило на глаз чуть больше двадцати метров. Возьмёт ли такое расстояние пневматика, я не знала. Да и по барсу попасть тяжелее будет, чем по массивной туше медведя. С учётом разницы в массе для гарантированной отключки нужно минимум три попадания из шести, но хотелось бы больше. Пришлось улечься в снег и упереться локтями для прицельной стрельбы. Ну что же, дубль два, но в этот раз нельзя выдерживать паузы.

Я сосредоточила всё своё внимание на пепельном ирбисе, отсекая окружающую действительность. Были только он и я. Зрение стало туннельным, размывая очертания всего на периферии. Сердце колотилось набатом в ушах, возвещая, что у меня нет права на ошибку. Я всё не решалась нажать на курок, когда пепельный вдруг развернулся и уставился мне в глаза.

Словно в замедленной съёмке на меня надвигался алый клубящийся туман. На грани сознания билась в истерике Рогнеда, а я не видела ничего, кроме торжествующей улыбки врага. Мир замер.

Волна остановилась на уровне вытянутой руки, яростно клубясь и хищно оскалившись разинутой пастью. Снежинки застыли в воздухе, рассыпаясь в алмазную пыль. Невесомой вуалью она пари́ла перед моим лицом, формируя нечто отдалённо похожее на щит. Щит увеличивался в размерах и обрёл форму головы пантеры, уплотняясь и сверкая мириадами серебряных звёздочек. Пантера с любопытством рассматривала алое оскалившееся нечто, а затем одним рывком вцепилась в марево, разрывая клыками врага в клочья алой пены.

Пепельный ощетинился в холке, но не смог сдвинуться с места, словно увязнув во времени как в киселе. Я раз за разом нажимала на спусковой курок, пока не услышала холостые щелчки. Вместе с ними одновременно навалились лавиной замороженные мгновением ощущения. Рядом на коленях стояла Рогнеда, заламывая руки и что-то крича. В лицо дохнуло морозом от разлетевшейся на осколки морды пантеры, руки задрожали от напряжения, а из лёгких вырвался сдавленный хрип. Всё это время я не дышала.

В голове шумело, зрение никак не хотело фокусироваться на битве. Мелькали белые, красные, зелёные пятна, сливаясь в общий калейдоскоп. И вроде бы красных становилось всё меньше, но я не была уверена, что это не обман зрения. К горлу подкатила горечь, и меня вырвало. Спазмы сотрясали тело, исторгая желчь вперемешку со слюной. Я свернулась в позе эмбриона, пытаясь унять разбушевавшийся желудок. Из прострации меня вывела трель телефонного звонка. Кое-как достав смартфон из кармана и приняв вызов, я услышала такой родной и обеспокоенный голос:

— Доча, ты как?

«Херово!» — пронеслась честная мысль, но вслух ответила:

— Пап, забери меня отсюда, пожалуйста.

Глава 19

Я плохо помню, как оказалась в больнице. Меня попеременно рвало и лихорадило, иногда отправляя в спасительное забытье. Больница, кажется, была ведомственная, судя по военному распорядку, хмурым докторам и клочку забора с колючкой, виднеющемуся через створки жалюзи. Отвратительно накрахмаленные простыни мелкими иголочками впивались в тело. Запах спирта и медикаментов вызывал рвотные позывы в и без того измученном желудке. Если бы не папа, меня бы разобрали на анализы, а так просто облепили датчиками не хуже новогодней ёлки шарами и ощетинили иголками словно дикобраза.