— Не каждый и далеко не всю. Вот поэтому на земле твоих предков всегда были те, кто вели родословные книги. И Птаховы были одними из этих людей.
— Ты говоришь ужасные вещи, Гелиан. И ужасней этих вещей только то, что ты сам в них веришь!
— Больные дети — вот что ужасно. Благодаря моим предкам в наших родах больные дети не рождались в течение последних пятидесяти лет!
— Меня ты тоже за родословную выбрал? — спросила Терра. — Подошла я тебе по всем признакам или были сомнения?
— Сомнений не было, — ответил Гелиан. — Генетически мы абсолютно разные и рода наши доселе никогда не пересекались. Это — хороший союз. Отличный, я бы сказал.
Терра почувствовала, как ее тошнит, как воротит от всего, что Гелиан говорит.
— И что же… Из трех схожих родословных ты выбрал одну, вполне сносную…
— Не могу уловить ход мыслей твоих.
— Ты все делал с умыслом, — произнесла она. — Все и всегда… Знаешь, то хладнокровие, с которым ты раскрываешь мне тайны прошлого моей семьи, с которым объясняешь мне, почему женился на мне и какие на то были причины, вызывает у меня отвращение. Все твои основания и доводы логичны, но среди них нет ни капли эмоций. Ты вообще умеешь чувствовать, Гелиан Птахов? Ты знаешь, что это такое: «испытывать эмоции»?
— Безусловно, я испытываю эмоции, Терра. Но не проявляю их в той мере, в которой ты, очевидно, ждешь.
Терра почувствовала во рту горький привкус желчи. Если бы у нее в желудке было хоть что-то, ее бы уже вырвало. Терра сглотнула желчь и встала с кровати. Она подошла к Гелиану и, наклонившись вперед, заглянула ему в глаза:
— Я смотрю на человека, уму и интеллекту которого нет равных, — прошептала она, — но, в то же время, этот человек обделен всем, что касается проявления эмоций и чувств.
Гелиан нахмурился:
— Терра, ты оскорбляешь меня?
— Думаешь? — приподняла брови Терра.
— Да. То, что ты говоришь похоже на оскорбление.
Терра вытянула вперед указательный палец и ткнула им Гелиана в лоб:
— Я воздаю хвалу тому, что заперто здесь, — прошептала Терра. — А тому, что здесь, — Терра опустила руку и указала пальцем на грудь Гелиана, — мне сказать нечего, ибо там ничего нет.
Выражение лица Гелиана из недоуменного превратилась в разъяренное:
— Я говорю тебе правду, которой больше никто не скажет! — зашипел он. — Предпочитаешь жить во лжи и обитать в своем вымышленном светлом мире, где есть только больные люди, которым ты, славная добрая Терра, сможешь помочь? Очнись! Мир вокруг тебя — другой. Неприятно слышать о «Евгенике»? О разумном выборе? О грехах твоих предков? Мне очень жаль, но это и есть правда, с которой тебе придется жить. Привыкай, Терра. Другого пути у тебя нет.
Терра поняла, что ей нечего на это ответить. Гелиан говорил о вещах, которые вполне могли произойти. Он рассказал ей о событиях, которые Стеллары никогда не упоминали в беседах между собой. Терра всегда гордилась своими предками. Терра впитала в себя гордость за свой род с молоком матери. Во что она верила? В каком мире жила? Дочь погрязшей в грехах семьи… Паршивая овца в роду жестоких пастухов…
Терра развернулась и молча направилась к кровати. Воспоминания о днях, когда никому не было дела до того, чем она занята, стали возникать перед глазами, словно вспышки молний в ночном небе. Блик — лица девчонок — ее ровесниц — которые с ужасом в глазах ждут, что Терра попросится с ними поиграть. Вспышка — жалость в глазах матери, когда Шанталь с подружками собирается идти купаться, но Терру с собой брать не хочет, потому что она «больная на голову». Яркое ночное небо — недовольство отца поведением Терры, которая собирается в дом Прокофьи вместо того, чтобы встретить праздник начала весны со всей семьей. Темнота — Терра ревет в своей комнате, потому что отец запретил ей держать в доме книги. Снова блик — смех сестер, когда Терра пыталась рассказать отцу о новом рецепте смеси для лечения лихорадки, а тот ответил, что лучше бы Терра придумала смесь для лечения дури в своей голове. Вспышка, яркое ночное небо и темнота. Вся жизнь, как череда одних и тех же повторяющихся картинок. Молнии бьют в землю, освещая небо и тут же гаснут, будто не было их никогда. Терра остается одна, в темноте, в глухоте, в немоте окружающего мира.
— Терра, — позвал ее Гелиан.
— Мне нечего тебе ответить, — она присела на кровать и взбила подушку.
— Я был предельно откровенен с тобой. Не станешь же ты злиться на меня за то, что я открыл тебе правду?
— Горькую правду… — прошептала Терра. — Странно все, Гелиан: понятно с одной стороны, а с другой — непонятно вовсе. Ты притащил в свой дом последнюю из рода Стелларов, обязав своих людей кланяться мне — представителю ненавистного им рода. Что может быть хуже этого? Пожалуй, хуже этого только одно: я — не самый выдающийся член своей некогда большой и знатной семьи.
— Перестань нести чушь!