Наследие Санторо (СИ)

Аделина замерла, когда тёплые руки скользнули по её ладоням, закрывающим лицо, грубые, немного шершавые, но в то же время успокаивающие. Она боялась отнять руки от лица, ведь вдруг сон продолжается, а крепкие объятья, что заключили её в свой спасительный плен — такая же насмешка подсознания.

Они не проронили ни слова, сидя на полу в неудобных позах: Аделина — сгорбившись, уже не чувствуя собственных затекших ног, и Реборн — крепко прижимающий к себе, нежно гладя по спутавшейся красной гриве.

Медленно Аделина отняла руки от лица, обняв киллера, вцепившись ногтями в обнажённую спину и уткнувшись лбом в подставленное плечо.

— Я убила её, — прохрипела она с порывом самобичевания и ненависти, сжавшись всем нутром, будто пытаясь задушить себя собственными словами. — Я убила свою дочь. Своей глупостью и никчёмностью. Своей самонадеянностью. Это я её убила!!!

Крик рассёк тишину, где не было места даже доносящейся ночной жизни за окном.

— Её убил Фредерико Альерти. — Голос, точно остро наточенный нож, резанул вдоль сердца, пробрался под кожу, разрезая вдоль и поперёк каждую вену и артерию. Аделина будто только сейчас проснулась, наконец, ощутив, что впивается в спину киллера и прижимается к его телу, скрипя стиснутыми зубами. Реборн, последний раз проведя по загривку, щекочуще пройдясь по шее, наклонил Аделину так, чтобы губы едва касались её ушка, шепча дьяволом, голос которого доносится из-за левого плеча. — Фредерико Альерти. Киллер должен помнить имя и лицо своего объекта, до тех пор, пока не зачеркнёт его фото красным крестом.

Короткий сухой поцелуй на шее, и руки выпустили из своего плена, позволяя убаюканную этим заклятием Аделину вновь упасть на влажную от пота подушку. Веки налились свинцом, заколдованная, с тяжёлым камнем, но легкой душой, где бушевала нестерпимая решимость и обуревающая ярость, Санторо засыпала, повторяя про себя мантру. Имя её первого заказа. Личного. Последняя запоздалая слеза скатилась по щеке, и ласковая рука контрольно стерла оставшийся влажный след.

«Я перечеркну его лицо красным крестом. Но только ножом».

====== Глава 24. «Лицо смерти» ======

Впервые за прошедшее время Аделина оказалась наедине с собственными мыслями с начала «курса репетиторства». И раньше привычная и желаемая тишина показалась чужой и неправильной. Чувства стали обострённее, она слышала собственные шаги, дыхание, тиканье часов, доносящийся шум с улицы. Лениво бродя по квартире, Санторо остановилась рядом с комодом, где заперла карты с часами. Она ни разу к ним не прикоснулась с тех, пор как Реборн отдал их. Часы напоминали, что время назад не воротишь. Никогда, как бы об этом ни писали фантасты на шуршащих листах книг. А карты… карты олицетворяли собой двоих мужчин, которых бы она предпочла вырвать из собственной памяти. Да сердце не желало. Ленивец из коробочки, по-хозяйски развалившись на кровати Реборна, приподнял мордочку, будто почувствовал тревогу хозяйки. Ведь она думала о его тёзке. Сейчас Лина уже понимала, что осознанно дала оружию имя в честь брата, было в этом нечто символичное. Франческо создавал из иллюзии сонный газ, ленивец с помощью пламени усыплял сонной пыльцой.

А что касается второго мужчины… Если один мёртв, то другой жив-здоров и, безусловно, зол. Аделина нерешительно взяла карты, расположилась за столом и, медленно перетесав колоду, принялась раскладывать арканов рубашкой вверх. Санторо боялась спрашивать у Реборна о Занзасе. Репетитор лишь сообщил, что официально её похоронили, так было нужно для плана Савады. И Вария по долгу семьи присутствовала. Хотела бы она взглянуть на эту трагикомедию, Занзас небось и на её могилу не преминул плюнуть, не забыв проклясть.

Она улыбнулась собственным мыслям. Чёрт возьми, а ведь Реборн, возможно, прав, и отчасти она делает это ради Занзаса. Чтобы встретиться с ним вновь… и не умереть. Потому что понимала, что за такие косяки она не отделается одним страхом.

В голове до сих пор не укладывалось: дважды он спас её из рук смерти, а она плюнула в протянутую руку помощи, потому что ни черта не понимала. Если в первый раз он спас её, как она думала, для Вонголы из-за наследия. То вытаскивать её из горящего особняка ему не было никакого резона. Если только…

Санторо захохотала в голос. Вот ещё, любит её? Земля и небо должны поменяться местами, чтобы босс Варии кого-то полюбил. Даже она. Может ли она сказать, что любит его? Всё это время её обуревала страсть. Слепая и глухая страсть, всплеск эмоций, вихрь чувств, о которых она могла читать лишь в книгах, да слушать из рассказов.

Она была грёбаным сердечным импотентом, не получившая любви и ласки, не знающая, как её принимать от других и как дарить самой. Она никогда ни в кого не была влюблена. Пропустила первую влюблённость в школе, первую любовь, поцелуй, свидание.

Когда отец умер, больше никто не контролировал каждый вздох, и она попыталась понять «женское счастье», да так и не поняла, ничего не чувствуя к окружающим.

Занзас оказался первым, кто разбудил её ото сна, в котором она была лишь зрителем происходящего.