Наследие (СИ)

Последние два дня он почти все время, когда был на ногах, проводил в кабинете. Против опасений, слова ложились на бумагу легко, не приходилось ни передумывать, ни переписывать. Если бы еще не нужно было постоянно прерываться, чтобы отдохнуть… Дана только качала головой, когда он приходил в спальню совершенно без сил, но ничего не говорила и не задавала вопросов. Куда-то уезжала каждый день, но не рассказывала, куда и зачем. А он, поговорив один раз по телефону с Деннисом Грантом, узнал, что она успешно создает в штаб-квартире иллюзию его участия в делах.

Каких же усилий стоит ей этот спектакль!

А сегодня собирался приехать Арман. Увидеться с ним было теперь самым важным и главным делом.

Он отвернулся от окна и окинул взглядом свой рабочий стол и разложенные на нем бумаги. Кажется, ничего и никого не забыл. Все письма, все нужные и важные слова… Хорошо, что он все-таки собрался с силами для этой работы. Хотя бы не так безнадежно звучат сейчас слова — рейс из Сиднея задерживается…

Только жаль до слез было, что не придется увидеться с сыном.

Он пошел было к двери, но остановился. Снял с пальца перстень с символом Ордена и положил его на стол. Вот теперь все.

Каким бы коротким ни был путь до его комнат, сил едва хватило и на это.

Патрик встретил его еще на лестнице и поддержал, помогая одолеть последние ступеньки и коридор.

— Вы снова засиделись за работой, месье Антуан, — с мягким упреком произнес камердинер. — Ну, разве так годится? Что подумает месье Арман, когда приедет? Вам обязательно нужно отдохнуть.

— Он не приедет сегодня, — отозвался Лафонтен. — Рейс задерживается.

— Хорошо, он приедет завтра. По крайней мере…

— Я не доживу до завтра, Патрик.

Тот, растерявшись, не сообразил что ответить.

В спальне было прохладно и свежо; через приоткрытую балконную дверь еще отчетливее слышался шелест дождя и мерный стук падающих с крыши крупных капель. Странный ритм навевал покой и…

И сон.

Лафонтен остановился возле кровати. Патрик, без слов угадав его желание, помог ему снять халат и сесть.

— Спасибо, Патрик, ты свободен.

Тот молча покачал головой и отступил в сторону.

В спальню вошла Дана.

— Дождь.

— Да. Рейс задерживается… Арман приедет только завтра.

Она повернулась к столику с лекарствами. Лафонтен, поймав за руку, остановил ее:

— Не надо.

— Что? — растерянно оглянулась она. — Но как же! Вы не сможете…

— Смогу. Мне легче.

— Легче?

— Да. Говорят, так бывает. Посиди со мной.

Она помогла ему улечься, поправила подушки и одеяло и села рядом на край кровати. Взяла его руку в свои, осторожно погладила.

— Вот видишь, как получилось, — тихо сказал он. — Ты не хотела меня отпускать, я не хотел задерживаться дольше, чем нужно… А вышло не по-моему и не по-твоему.

Она отвернулась смахнуть слезы. Шепотом спросила:

— Вам страшно?

— Нет, — отозвался он. — Так, немного беспокойно. Как перед далекой дорогой — все ли взял с собой, все ли дела закончил… Жаль, что не увиделся с сыном. Но, может, так лучше. Не люблю долгих прощаний.

Она покачала головой, потом вдруг крепче сжала его руку:

— Месье Антуан, простите меня.

— За что?

— Это я позвонила вашему сыну и попросила приехать поскорее.

Так вот почему Арман закончил дела на три дня раньше! Он просто бросил все дела, узнав, что здесь происходит.

— За что же прощать?

— За то, что не позвонила раньше.

— За тобой ведь и другие грехи есть, — тихо отозвался он, накрывая свободной рукой ее руки. — В штаб-квартире до сих пор уверены, что ты передавала им мои указания.

Она, не сдержавшись, порывисто наклонилась и обняла его. Поцеловала в губы, в лоб, потом уткнулась ему в плечо, чуть слышно всхлипывая. Прошептала:

— Я же хотела, как лучше.

Он обнял ее, вернул поцелуй, коснувшись губами завитка волос у нее на виске.

— Конечно, ты все правильно сделала. Все, как я хотел… Ну, что ты, глупенькая… Подумай — я больше ничего не могу, значит, никому ничего не должен. Я свободен… Мы оба будем свободны, разве это не хорошо?

Она ответила что-то, но шум дождя стал громче, и остальные звуки исчезли, утонули в мерном шорохе. Дождевые струи стали похожи на занавес, готовый вот-вот раздвинуться, а за ним…

— Отец!

Звон капель притих, отодвинулся, отступил ненадолго в сторону. Он открыл глаза — на кровать рядом, где только что сидела Дана, присел Арман, подхватил его руки в свои — прохладные и пахнущие дождем.

Судьба, видимо, сжалилась, хотя бы и в видении. Следовало что-то сказать, но слова не шли. Он просто смотрел на сына и никак не мог понять, почему у того по щекам текут слезы.

В таком прекрасном сне все должны быть счастливы…

*