— …Ты окончательно спятил, Джастин?! Я ходила в тир! Знакомо тебе это слово? Или ты предпочитаешь телохранителей, которые не умеют стрелять?!
— Я видел, в какой ты ходила тир! Нашла себе клиента побогаче? Имей в виду, таким угодить бывает сложно…
— Никогда. Не смей. Считать. Меня. Шлюхой. Ты понял?!! Ты меня нанял, а не купил, заруби себе это на носу!
— Ладно, пошли, потом поговорим.
— А ну убери руки, мать твою…!
Молодой здоровый парень. Пусть пьянчужка и раздолбай, но молодой и здоровый.
Лафонтен неслышно выступил из тени, удобнее перехватывая трость правой рукой. Левой поймал руку Джастина, правой с силой впечатал трость в его ботинок.
Джастин взвыл. Дернулся назад, потерял равновесие и завалился спиной на ствол ближайшего дерева.
— Эй, какого… ?!
Не давая ему опомниться, Лафонтен сдавил и согнул его запястье так, что сустав почти затрещал, и упер набалдашник трости ему под горло:
— Ты не слишком вежлив с дамой, приятель.
Джастин еще раз попытался дернуться, но сразу притих, ошалело тараща глаза. Лафонтен разжал пальцы, и Джастин отскочил в сторону, морщась и потирая запястье.
— Ладно, — пробурчал он. — Был бы ты помоложе…
— Был бы я помоложе, — с откровенной усмешкой отозвался Лафонтен, — ты бы сейчас зубов не досчитался. Иди, проспись!
Дурак был этот Джастин или нет, но понять, что связываться себе дороже, ума ему хватило. Он пробормотал что-то себе под нос и, развернувшись, пошел прочь. Лафонтен проводил взглядом горе-нанимателя, потом повернулся к Дане. Постарался незаметно перевести дыхание — сердце, кажется, из груди готово было выпрыгнуть, даже от такого пустячного усилия. Черт, совсем потерял форму!
Дана смотрела на него во все глаза.
— Не стоило. Я бы и сама справилась, — сказала она, неловко пожимая плечами.
— Не сомневаюсь. Но бить морду работодателю — не лучший способ сохранить работу.
— Да, наверно… но…
Она совсем растерялась, даже покраснела. Покусала губу и сказала, глядя в сторону:
— Извините… То есть спасибо… Просто… за меня никогда в жизни не вступался мужчина.
Лафонтен, улыбнувшись, заметил:
— Все когда-то бывает в первый раз, верно?
Она вскинула на него недоверчивый взгляд, но, увидев его улыбку, тоже засмеялась.
Хотя работать, как прежде, он еще не был готов, текущие дела Ордена мимо него не проходили. Врачи наконец освободили его от постоянной опеки, и он стал уделять работе больше времени.
Он в состоянии был контролировать текущие дела — финансы, общую политику, международные связи. А вот лезть в дела Трибунала ни времени, ни сил пока не было. Хотя итоги расследования, о котором Джек Шапиро информировал его кратко и уверенно, очень даже нуждались в проверке. Вроде расследование и шло своим чередом, но по мнению Лафонтена, оно просто топталось на месте. Ни одно из убийств Наблюдателей раскрыть не удалось, новых избежать — тоже. Да что там, даже закономерность хоть какую-то выявить не получалось…
Осложняло дело то, что три месяца назад ушел в отставку его сын. Лафонтен получил одновременно и официальное постановление Трибунала, и письмо от Армана, где тот кратко объяснял причины своего решения. Все было вроде бы в порядке — да, произошел конфликт, такое бывает, кто-то оказывается в более выгодной позиции, кто-то должен уступить, пройдет немного времени и все образуется… Но именно сейчас уход Армана с поста Регионального Координатора лишил его источника неофициальной информации о происходящем в штаб-квартире. Настойчиво лезла на ум мысль, что именно на это и был рассчитан невесть с чего начавшийся скандал…
Нужно было ехать в Париж.
Он вернулся к обычному ритму работы еще прошлым летом и уже собирался отправиться домой, когда пришло известие о краже копии базы данных Бессмертным Каласом и угрозе распространения запретной информации. Он тут же решил ускорить отъезд, но озвучить свое решение не успел.
Он очнулся тогда в реанимационной палате местной клиники, не помня, как туда попал, но чувствуя полнейшую беспомощность. Рецидив болезни, внезапный и тяжелый, зачеркнул результаты нескольких последних месяцев. Его лечащий врач, который получил его медицинское досье от Роше с соответствующими указаниями, предельно вежливо, но строго выговорил ему за столь небрежное отношение к собственному здоровью и запер в клинике без всякой связи с внешним миром. А на попытки объяснить, что его присутствие необходимо в другом месте, категорически ответил: «Присутствие на другом континенте сейчас для вас возможно только в том же качестве, что и здесь — в реанимации. Перелета в Европу ваше сердце не выдержит». На это возразить было нечего, и Лафонтен сдался.
Проблему в Париже устранили без его участия, разбираться с утечкой информации не потребовалось. Он решил послушать совета врача и остаться в санатории еще на осень и зиму.