— Достаточно. — Грант выпрямился и еще раз обвел взглядом лица судей. — Есть ли возражения у Верховного Координатора?
— Те же, что у господина Доусона, — отозвался Лафонтен. — Но для основательного протеста этого недостаточно.
Грант кивнул, окончательно утверждая принятое решение.
…Розье пересек зал и остановился перед судейским столом, напряженно выпрямившись, сцепив за спиной руки и глядя куда-то поверх голов. Слушая вердикт, он не шевельнулся и не изменился в лице, даже когда прозвучали слова окончательной формулы обвинения — «Вина Ваша доказана». Наверно, только в эти минуты Лафонтен окончательно решил для себя, что Валера к его рождению отношения не имеет никакого.
— Вы намерены оспорить решение?
Традиционный вопрос, который судьи задают равным себе.
— Нет, — отозвался Розье и спросил: — Я… могу узнать, сколькими голосами принят вердикт?
— Семью при одном воздержавшемся, — произнес Грант. — Это имеет какое-то значение?
— Семью… — тихо повторил Розье. — Нет, уже не имеет.
— Приговор будет приведен в исполнение завтра утром, — подводя черту всему сказанному, произнес Грант. — Заседание окончено.
Розье увели. Судьи разошлись, кто молча и в одиночестве, кто — продолжая вполголоса обмениваться мнениями. Лафонтен поднялся с места, когда в зале остались только он и Грант.
Первый Трибун, взглянув в его сторону, заметил:
— Вы недовольны нашим решением.
— Разве я сказал, что недоволен?
— Не сказали. Я вижу.
— Я недоволен не вами, Деннис. Мне просто не нравится такое стечение обстоятельств. И второй раз за четыре дня присутствовать при казни… Извините, если кажусь чересчур усталым, но это действительно не вызывает у меня энтузиазма.
— Я понимаю, — тихо сказал Грант. — Но на сей раз оставлять дело неоконченным нельзя.
— Поэтому я не стал оспаривать ваше решение. До свидания, Деннис. До завтра я здесь не появлюсь.
Утро выдалось тихим и светлым, но бессолнечным. Лафонтен приехал в штаб-квартиру еще затемно, и оставшееся до рассвета время провел у себя в кабинете. Долго задерживаться на рабочем месте он сегодня не мог — нужно было поскорее отправиться в клинику. Плановое обследование, сказал Роше. Но на сердце у Лафонтена было неспокойно. Странно, он уже привык думать, что здесь для него не может быть ничего неожиданного, но ошибся.
Необходимость снова становиться свидетелем убийства, хоть оно и называлось казнью, лишь ухудшала его настроение. Он думал отказаться, но счел, что отказ привлечет лишнее внимание. А ему сейчас достаточно взглядов, которыми время от времени обжигал его Деннис Грант.
Закончив разбирать срочные письма и донесения, он поднялся из-за стола, ушел к приоткрытому окну и достал сигарету. Ему хотелось просто ненадолго отвлечься от мыслей о делах, но отдых этот оказался прерван самым неожиданным образом.
За дверью кабинета послышались возбужденные голоса, потом щелкнул сигнал внутренней связи.
Лафонтен подошел к столу и нажал кнопку:
— Да.
— Месье Антуан, здесь Алекс Ротт. Важные новости — по делу Розье.
— Пусть войдет, если важные.
Он сел за стол, мельком удивившись — какие могут быть новости по делу после вынесения приговора?
Дверь распахнулась, и Дана буквально втащила в кабинет Алекса Ротта.
Секретарь Первого Трибуна был непохож на себя — растерянный, бледный, как полотно его же рубашки.
— И что это значит? — спросил Лафонтен, по очереди оглядывая взъерошенную парочку.
— Расскажи! — решительно толкнула Алекса в бок Дана. Потом, не дожидаясь, пока он обретет дар речи, выхватила у него из руки и положила на стол маленький предмет. — Вот!
— И что это?
Предмет оказался диктофонной кассетой.
— Это случайность, — поспешно объяснил Алекс. — Я даже не знал, что система записи была включена вчера. Я просто стал проверять кассеты, ну, на всякий случай, чтобы ничего важного не потерялось, а оно… вот…
— Ничего не понял. — Верховный посмотрел на Дану.
— Это запись разговора Гранта с Камиллом Розье, — пояснила она. — Сделана вчера вечером, случайно — аппаратура не была отключена. Никто бы и не узнал, если бы Алекс не сунулся проверить кассету, прежде чем снова ее использовать.
Спокойный настрой Лафонтена улетучился мгновенно.
— Запись разговора Гранта и Розье?
— Да, я… — Ротт, оказывается, умел не только бледнеть, но и краснеть. — Я сначала хотел просто стереть ее, ну, будто и не было. Но потом подумал… что-то не так, а я ничего же не могу сделать, я только секретарь… Я никому ничего не скажу, клянусь!
— Да уж извольте молчать, — кивнул Верховный. — А в первую очередь самому Гранту не проболтайтесь. Ступайте, пока вас не хватились.
Алекс исчез с необычной для себя стремительностью.
— Вы тоже слушали запись, Дана?
— Нет, только первые несколько фраз. Я сразу решила, что Алекс прав и вам надо об этом знать. И он такой был напуганный…
— Хорошо. Я послушаю. Вернитесь, пожалуйста, в приемную.
Дана ушла и плотно закрыла дверь. Лафонтен достал из ящика диктофон с наушниками и вставил в него кассету.
— Деннис? — голос Розье дрогнул, как будто от торопливо проглоченного всхлипа.
— Да, как видишь.
— Ты все-таки пришел.
— Да. До последней минуты не знал, решусь ли.