Наследник

— Понравилось, — кивнул я. — Только, знаешь, давай ты дальше будешь кататься один. Что-то я староват для острых ощущений.

— Так тебе не понравилось, — огорчился мальчик.

— Понравилось. Очень понравилось, — успокоил его я. — Меня просто немного пошатывает.

— Значит, у тебя слабый вестибулярный аппарат, — со знанием дела пояснил мой спутник. — Если так, то рисковать, конечно, не стоит.

Радик отрывался на полную катушку. Аттракционы следовали сплошняком, один за другим, по порядку и без разбору: "Бешеная мельница", "Брейк-данс", "Евростар", "Серпантин", и другие. После каждого из них, в его глазах бушевал восторженный огонь.

— Зря ты не пошел. Знаешь, как классно!

Радик преобразился. Он буквально ожил. Из него полностью исчезла ставшая для меня привычной угрюмость. Он снова стал таким, каким я помнил его по фильму: жизнерадостным, энергичным, веселым.

Его многие узнавали. На него смотрели, показывали пальцем. К нему подходили и спрашивали:

— Мальчик, а это не ты снимался в кино?

Но Радик отмахивался от поклонников, как от назойливых мух:

— Нет, не я!

И проходил дальше, не оглядываясь.

Когда мы шли по аллее, у нас случилось небольшое приключение.

Радик вприпрыжку бежал впереди. Я чуть поотстал. Вдруг из-за кустов вышли трое бритоголовых "хлопцев" лет по шестнадцати, и обступили моего спутника. Они ему что-то сказали, Радик им что-то ответил, после чего получил внушительный подзатыльник и оказался в плотных тисках.

Я понял, что мне придется вмешаться.

— В чем дело, молодые люди? — спросил я, подойдя к ним.

"Хлопцы" оценивающе посмотрели на меня, и, видимо не найдя во мне ничего угрожающего, сквозь зубы процедили:

— Гуляй, пока цел.

Во мне все вскипело. Я схватил ближайшего из них за шкирку и хорошенько тряхнул. Тот оказался на земле. Я произнес несколько крепких фраз. Мой выпад возымел действие. "Хлопцы" спешно ретировались.

— Чего они к тебе прицепились? — спросил я Радика.

— Потому, что я черный, — глухо ответил мальчик. — Деньги требовали.

Его настроение заметно испортилось. Он нахмурился. Уголки его губ опустились вниз. Его глаза потухли и покраснели. Мне стало его жалко. У меня в детстве тоже иногда отнимали деньги. И я знал, как это тяжело и неприятно. Стремясь его развеселить, я шутливо воскликнул:

— И чего это они решили подойти именно к тебе? У тебя что, на лбу написано, что ты миллионер?

— Ко мне всегда цепляются, — тихо произнес Радик. — Лучше бы я не снимался в этом фильме.

Он кисло посмотрел вперед и вздохнул:

— Что-то мне здесь надоело. Поехали куда-нибудь еще.

— Ну, нет! — решительно возразил я. — Пока не покатаюсь на колесе обозрения, никуда не поеду. Не знаю, как ты, а я еще никогда не видел Москву с высоты птичьего полета. Пойдем?

— Пойдем, — воспрял духом мой спутник.

На самом деле прокатиться на этом аттракционе я, конечно, желанием не горел. Здесь был просто вопрос психологии. Мне не хотелось, чтобы наш визит в парк Горького закончился на столь минорной ноте. Я хотел ее затмить. А что для этого может быть лучше, как ни новая порция положительных эмоций?

Чем выше мы поднимались, тем больше и больше у меня захватывало дух. Я все крепче и крепче цеплялся в подлокотники.

"Откуда во мне вдруг появился страх высоты? — недоумевал я. — Ведь раньше его не было. Может, у меня и вправду что-то случилось с вестибулярным аппаратом?".

Сидевший рядом со мной Радик тем временем увлеченно крутил головой по сторонам. Ему было хоть бы хны. Его глаза снова горели восторженным огнем. Осадка от недавнего инцидента как ни бывало.

Наблюдая за ним, я вдруг почувствовал, что начинаю все понимать.

"А ведь он не такой уж плохой мальчуган, каким показался мне в начале, — подумалось мне. — Я только сегодня, в этом парке, увидел его настоящее лицо. На самом деле он очень добрый, жизнерадостный и общительный человек. А вся его агрессия — это никакая не испорченность и не избалованность, а всего лишь защитная маска, напялить которую его вынудили люди. Он изначально хотел делать только хорошее. Он был для всех открыт. Но человеческие пороки общеизвестны. На него выплеснули зависть, недружелюбие, откровенную злобу. В результате он ожесточился, замкнулся и ушел в себя. Мир, казавшийся ему ранее таким разноцветным и ярким, вдруг приобрел в его глазах тусклые, черно-белые оттенки. И он принялся ему мстить. Мстить за ту несправедливость, которую проявили по отношению к нему. В нем стало укореняться убеждение, что смысл жизни заключается не в красоте, вере и величии, а в борьбе, мести и ненависти. Детская душа — это очень хрупкая субстанция. Относиться к ней нужно бережно и осторожно. И очень важно, чтобы возле Радика были люди, способные помочь ему преодолеть начавшую было формироваться в нем ненависть к обществу. Чем больше их будет, тем выше шансы, что из него вырастет хороший человек, а не еще один подонок, которыми и так богата наша земля. И Карпычев это прекрасно понимает. Вот, наверное, почему он и решил прогнать Катерину".