— Что случилось? — осведомилась появившаяся в холле хозяйка.
— Да так, — отмахнулся я.
— Сослуживцы подковыривают?
— Что-то типа этого.
На лице Катерины, с которого не сходил бледноватый оттенок, отчетливо читалось напряжение. Ее лоб был нахмурен, губы плотно сжаты, а скулы словно свела жесточайшая судорога.
— Не знаю, смогу ли я заснуть после вчерашнего, — пожаловалась она. — Без снотворного, наверняка, не обойдется. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — ответил я. — Ночь, думаю, выдержу.
— Может, кофейку?
— Не откажусь, — кивнул я, и просительно добавил: — Вы бы Радика покормили.
Пропустив последнюю фразу мимо ушей, хозяйка скрылась на кухне.
Я тяжело вздохнул. Мачеха — она и есть мачеха.
Послышался свист вскипевшего на плите чайника.
— Иди сюда! — донеслось до меня.
Я прошел в "трапезную". На столе, источая аппетитный горьковатый аромат, дымилась чашка крепкого "Якобс Монарх". Катерина открыла холодильник и достала торт.
— Угощайся, — приветливо, но как-то натужно, улыбнулась она, и осторожно, одними кончиками ногтей, словно боясь пораниться, придвинула мне нож. Это был огромный кухонный нож, предназначавшийся для резки мяса.
Как часто я потом вспоминал этот эпизод!
Я отрезал небольшой кусочек, съел его, выпил кофе, буркнул "спасибо", и вернулся на свой "дежурный пост".
Хозяйка проследовала в спальню.
Приближалась полночь.
Устав сидеть, я решил размяться и походить по холлу, полагая, что это не только позволит мне коротать время, но и поможет держаться в тонусе.
Двенадцать шагов по диагонали в одном направлении, двенадцать в другом. Прохаживаясь из угла в угол, я не переставал прислушиваться ко всему, что доносилось до моих ушей, а также раз за разом бросать взгляд в окошко, выходящее во двор. Но чего-либо подозрительного пока не наблюдалось.
Через некоторое время меня потянуло в сон. Биологические часы организма были неумолимы. Стремясь прогнать пытавшуюся пленить меня дрему, я занялся активными физическими упражнениями. Стал делать приседания, повороты, наклоны. Но ничего не помогало. Голова становилась все тяжелее и тяжелее, а ноги — все слабее и слабее. В какой-то момент перед моими глазами все поплыло. С трудом добравшись до кресла, я обессилено рухнул…
Проснулся я от чьего-то немилосердного потряхивания за шкирку. Словно кто-то задался целью вытрясти из меня всю душу.
Вокруг было светло. Вначале передо мной все предстало каким-то неясным и расплывчатым. Когда мое зрение, наконец, снова пришло в норму, и вернуло себе способность фокусировать, я увидел Баруздина и Панченко.
— Это еще что такое? — во всю мощь своих легких гаркнул мой шеф. — Я же распорядился дежурить всю ночь!
Я густо покраснел, и, чувствуя себя глубоко виноватым, лишь тупо хлопал глазами, не зная, что сказать в ответ.
Брови Баруздина гневно свелись к переносице.
— Что молчишь?
Он, пристально вглядываясь в пол, обошел вокруг кресла, в котором я сидел, затем приказал мне встать, и принялся меня обыскивать.
— Я не пил, — проговорил я, посчитав, что он ищет спиртное.
— Молчать! — рявкнул мой шеф.
От его дружеского расположения ко мне не осталось и следа. Он смотрел на меня с негодованием. И негодование его, надо признать, было справедливым.
Как же меня угораздило заснуть?
Баруздин тщательно обследовал все имевшиеся у меня карманы. Так ничего в них и не найдя, он недоуменно выпятил губу. Еще раз обведя холл глазами, он сквозь зубы процедил:
— Моли бога, чтобы все остались живы.
Мой шеф развернулся и направился к спальне. Мы с Панченко последовали за ним.
Баруздин постучал в дверь.
— Катя, ты в порядке?
Из спальни никто не отозвался.
У меня ёкнуло сердце.
— Катя? — снова постучал мой шеф.
Ни звука.
Я почувствовал, что начинаю бледнеть. Но тут из-за двери донеслось:
— Да?
Я облегченно вздохнул. У меня словно гора свалилась с плеч.
— К тебе можно зайти?
— Заходи.
Баруздин прошел к сестре. Мы с Панченко остались в коридоре.
— Ну, что же ты? — укоризненно произнес мой напарник.
Я виновато развел руками.
— Сам не пойму. Бух, и отключился.
— Вот и будет тебе "бух"! — усмехнулся Панченко. — Шеф за такие вещи не милует. Половины зарплаты как не бывало. Если вообще не уволит.
— Пусть будет, что будет, — обреченно вздохнул я. — Ты то, хоть, не спал?
— Не спал.
— Все было тихо?
— Вроде, тихо.
— Ну, дай бог.
Дверь спальни резко распахнулась.
— Айда, проверим мальца, — бросил вылетевший из нее Баруздин, едва не сбив нас с ног.
Мы взбежали на второй этаж и постучались в "детскую".
— Кто там? — раздалось в ответ.
От меня не укрылось, что в этот момент по лицу моего шефа проскользнула какая-то едва уловимая тень.
— Это мы, — подал голос я. — Пришли тебя проведать. Убедиться, что с тобой все в порядке.
Раздались шаги. Дверь открылась. Перед нами предстал Радик. Он был немного похудевшим, но не казался испуганным. Его глаза смотрели уверенно и дерзко. В них даже светилось какое-то непонятное мне торжество.
— Убедились? — спросил он, и, не дожидаясь ответа, снова захлопнул дверь.
Я перевел взгляд на Баруздина и опешил. Его взгляд выражал такое изумление, словно он никак не ожидал увидеть мальчика живым.