Наследник

Почувствовав, что на него смотрят, мой шеф натужно расхохотался.

— Резвый парень! — воскликнул он.

— Наследник! — подняв указательный палец, многозначительно произнес Панченко.

— Осмотрим другие помещения, — скомандовал Баруздин.

Кладовка. Кабинет Карпычева. Моя комната. Гостевая…

Заглянув в последнюю дверь, Баруздин застыл на месте, загородив собой весь проем. Когда он, наконец, сдвинулся немного в сторону, моим глазам предстала картина, от которой у меня в жилах застыла кровь.

На стоявшем в комнате диване, заложив ногу на ногу, широко расставив руки по сторонам, и опершись о спинку, неподвижно сидел Митрофан Никитович. Его голова была откинута назад, рот широко открыт, а остекленевшие, устремленные вверх, глаза смотрели куда-то прямо перед собой.

Старик был мертв…

Часть вторая Невероятное очевидное

Глава первая

Если три с лишним месяца назад, по приезде в Москву, при первом своем поселении во "времянку" я был преисполнен горьких чувств по поводу чуждости и убогости ее обстановки, то теперь, после того, как я снова переступил ее порог, меня наполнило такое ощущение, будто я, после долгого отсутствия, вернулся в родной дом.

Мои родственники искренне обрадовались моему приходу.

— Надеюсь, насовсем, — улыбаясь, пожал мне руку дядя Саша.

— Не-е-е, — помотал головой я. — Пока только на выходные.

— Уходи ты с этой работы, — воскликнула тетя Клава. — Кого там теперь охранять? Эту выдру, что ли?

Я не удержался от улыбки. Сравнение для Катерины и впрямь вышло удачным. Действительно, выдра. Шерстка красивая, а вот нутро…

Тетя Клава уже открыла рот, приготовившись забросать меня кучей вопросов (слухи о внезапной и загадочной смерти известного актера ходили по всей стране, и она, конечно, не могла упустить возможность почерпнуть информацию от очевидца). Но, приглядевшись к моему измученному виду, она изменила свои намерения.

— Ладно, отдыхай. Потом все расскажешь.

Я пообедал, свалился в кровать, и проспал ни много, ни мало, а целые сутки.

Во сне мне постоянно мерещился Карпычев. Мы стояли с ним в каком-то зеркальном зале, и как будто о чем-то говорили. Причем, в зеркалах я почему-то видел только одного себя. Отображение известного актера в них отсутствовало. Карпычев о чем-то меня просил, что-то советовал, от чего-то предостерегал. Но содержимое нашей беседы молниеносно выветрилось из моей памяти, как только я открыл глаза. И сколько я ни силился, я, к своему огорчению, так и не вспомнил, что именно говорил мне покойный актер. А ведь это было нечто важное.

Откуда-то неподалеку раздавался щекочущий нервы визг ленточной пилы. Видимо, кто-то из соседей решил заняться благоустройством.

Я зевнул, потянулся и выглянул в окошко. Погода радовала глаз. Было ясно и солнечно. Но, несмотря на это, вставать мне не хотелось.

"Может, пролежать так до самого вечера?"…

— Отдохни пару деньков. Но затем у тебя снова ночная смена. Только получше выспись, чтобы опять не вырубиться, — зазвучали в моих ушах слова Баруздина.

Накануне мы с ним едва не разругались. Мой шеф никак не мог взять в толк, как это мы с Панченко не можем объяснить внезапное появление в доме трупа старика.

— Вы хотите сказать, что он материализовался из воздуха? — гневно вопрошал он.

— Нет, — отвечали мы.

— А как он тогда здесь оказался?

Мы лишь недоуменно пожимали плечами, чем только усиливали его ярость.

Мы специально осмотрели каждое окно. Все они были закрыты изнутри. То же самое относилось и к входной двери (Баруздин утром открывал ее хранящимся у него запасным ключом). Панченко упорно настаивал, что он ночью не смыкал глаз, и что во двор никто не проникал.

Нашему шефу оставалось только с досады разводить руками.

— Вы собираетесь это и милиции рассказывать? — немилосердно орал на нас он. — Да вас после этого сразу упекут в "кутузку"!

Положение спасла Катерина. В самый разгар нашей перепалки она отозвала брата в сторону и о чем-то с ним поговорила. Баруздин немного успокоился, и снова подошел к нам.

— Ну, ладно, — примирительно сказал он. — Не будем пороть горячку. Все устали. Все напуганы. То, что происходит последнее время в этих чертовых стенах, кого угодно выведет из равновесия. Сделаем так. Вынесем этого бомжа на улицу и бросим его где-нибудь под забором. Как будто мы обнаружили его именно там. А в доме его не было. Понятно? Не было! Иначе сами будете объяснять, каким ветром его сюда занесло. Вам ясно?

— Ясно, — с облегчением вздохнули мы.

Когда мы с Панченко вышли на улицу, он наклонился к моему уху и прошептал:

— Нет, дружок, Катька к тебе действительно неравнодушна.

— Да пошел ты! — вспылил я.

— Неравнодушна! — снова подчеркнул Панченко. — Если бы ты был для нее нулем, она бы за нас так не вступилась, — и, понизив голос, добавил: — Только не говори мне, что между вами ничего не было.

Громко захохотав, он свернул в соседний проулок, на котором располагался его дом…

Я перевернулся на живот, засунул руку под подушку, закрыл глаза и снова погрузился в приятную полудрему. Но пребывать в ней мне было суждено недолго.