Наследник

«Замороженного» фельдмаршала (по сути его не лишали чина, лишь временно дали дозволение на ношение мундира пехотного генерал-майора), в обществе пугаются, как черта, боясь не то, чтобы заговорить, но быть в поле зрения рядом. Внешне Христофор Антонович с юмором относился к такому поведению и знатных и даже мелкопоместных дворян. С трудом, строгими приказами не всех, но некоторых офицеров формирующегося Первого Воронежского егерского полка, пришлось урезонивать, так как те отказывались работать с Минихом, а Румянцев выбрал позицию нейтралитета. Командующий признавал Христофора Антоновича, как опытного военачальника, который даже стоял в Бахчисарае, но Петр Александрович был человеком высшего общества, а там Миних был игнорируемым.

Я видел, что опальный фельдмаршал колеблется и думает, сомневается. Миних не особо умеет скрывать свои эмоции. И тут, либо он увидит меня таким, какой я есть, без паркетных расшаркиваний, и проникнется планами, либо, если многое узнает, будет несчастный случай, и я буду горькими слезами оплакивать великого человека. Ну, а не будет осведомлен о каких тайнах — чемодан, карета, север.

Интересным было наблюдать, как у Миниха появлялся хищный оскал, когда проезжали Ярославль. Я с любопытством наблюдал за этим действом — ненависть, не проходящая с годами. Там проживал Бирон — старинный враг Миниха времен остермановских интриг. Только мне кажется, что они оба лишь неучи в искусстве интриговать — там преподавателем был — Андрей Иванович Остерман.

— Петр Федорович, можете мне сказать, почему Вы так упорно на протяжении всей совместной поездки просили и требовали у Александра Борисовича Бутурлина учитывать больше иных позиции в наследстве именно младшего сына почившего Акинфея Никитича Демидова — Никиты Акинфеевича? — задал вопрос Миних, которого я ждал с тех пор, как под Нижним Новгородом распрощались с посланником императрицы Бутурлиным.

— Я уверен, что другие сыновья Акинфея Никитича Демидова не столь рьяные в радении отцовского дела, сколь Никита Акинфеевич. Прокопий Акинфеевич повеса, который прогуляет отцовское наследие, Григорий Акинфеевич — добрый муж, но он не станет горнозаводчиком, может… — я сделал вид задумчивости — ботаником будет добрым, или еще кем. А наследие столь важного для государства дела должно быть в руках человека желающего преумножать мощь России. Глупцы! Своим спором они уже лишаться алтайских приисков серебра в пользу державы.

— А что именно Вы хотели бы от Никиты Акинфеевича? Я полагаю, оружие? — проявил сообразительность Миних.

— Да, Христофор Антонович, именно так. Прежде всего артиллерия. Я говорил уже, что считаю этот род войск самостоятельным, могущем делать на поле боя большее, чем ныне, — ответил я.

— Я читал Ваши уставы, и считаю… — начал было говорить Миних, но был мною перебит.

— Простите, Христофор Антонович, но это не уставы, это только мысли, способствующие в будущем создать передовой и действенный новый Устав воинства русского, — сказал я.

— Но, вернусь к делу применения артиллерии, — продолжил, немного поморщившись, Миних. Вот как с таким читаемым лицом вообще можно было влезть в интриги, тут же все эмоции напоказ? — Создать отдельные артиллерийские бригады, как самостоятельные воинские части — новаторство, кое еще осмыслить нужно. А так же Вы предлагаете иметь до десяти батарей в полковом подчинении, даже о ротной артиллерии размышляете? Кроме того, поддержка атакующих колон до момента соприкосновения с противником, поддержка конницы. Это очень сложно, поверьте, я знаю о чем говорю. Да и потребуется очень много пушек.

— Это еще одна причина, почему Вы здесь — своим опытом и присущей вам прямотой, одергивать меня, но только опосля полного осмысления всех моих прожектов. А так, Вы правы, я хотел бы дать Никите Акинфеевичу Демидову заказ на изготовление новых гаубиц, коих нет ни в одной армии мира ныне. Так же везу ему штуцера прусские, дабы он ладил мне такие, — сказал я и прикрыл оконце кареты, которое было открыто ранее, так как начало мая выдалось теплым, даже жарковатым, а дорога от того стала слишком пыльной. Между тем, в разговоре с Минихом, мы перешагнули тот Рубикон, после которого Христофор Антонович лишился свободы выбора. Артиллерия — это совсекрет!