Клинок лязгнул, наткнувшись на металл, скрытый под алым жилетом. Но толедская сталь пробила защиту, надетую «гвардейцем». Выронив оба клинка, он зашатался и перевалился через ограждение галереи. С громким треском его тело ударилось об пол, упруго подскочило и распласталось на мраморе. Красная лужа заблестела, расползаясь из-под черного силуэта.
Михаил, тяжело дыша, смотрел на него сверху.
– Стоп, стоп, стоп, стоп, стоп! – закричал в мегафон режиссер. – Где, где, где, где постановщик трюков? Я же сказал, никаких трюков, никаких трюков, никаких трюков, только фехтование!
В наступившей тишине кто-то негромко ответил ему:
– Месье Пипелетти, это не трюк, это труп…
Полицейскому комиссару предоставили для работы комнату, которую члены клуба по привычке называли библиотекой, хотя там давно уже не осталось ни одной книги. Книги гибнут без людей. Они плохо переносили сырость и холод нежилого замка, и Михаил предложил пристроить их как-нибудь иначе, поближе к людям. Старинные фолианты и томики разошлись по домам, по букинистам, по музеям, а в шкафах разместились видеокассеты и виниловые пластинки, тоже символы ушедшей эпохи, но более неприхотливые.
Комиссар сидел за старинным столом, с довольным видом дымя сигарой из коллекции клуба, а секретарь расположился на диване, где кроме него можно было усадить еще примерно дюжину пышнотелых красоток, из тех, чьи портреты висели на стенах. Собственно, таким и было когда-то предназначение этого дивана…
– Просто удивительно, как вам удалось справиться с этими молодчиками. Второго еще не опознали, но я полагаю, что он ничем не лучше своего приятеля, которого мы все прекрасно знаем. Три отсидки, и все за непредумышленное убийство. Вы видели его руки? Они все в шрамах. В шрамах от ножа. Если бы он с самого начала схватился за стилет… – Комиссар поцокал языком. – Шпага ему только мешала. А стилетом он бы вас живо… Прошу прощения. И все же вам крупно повезло, месье. Но я не понимаю, почему они напали именно на вас? Вы раньше с ними встречались?
– Повторяю, я видел их первый раз в жизни, – сказал Михаил. – Возможно, они меня с кем-то спутали. А может, им было все равно, на кого нападать? Может, маньяки?
Комиссар выключил диктофон и подмигнул секретарю. Тот захлопнул тетрадь и встал, рассматривая коллекцию дисков за стеклом шкафа.
– Не для протокола, – сказал комиссар. – Они не маньяки. Они киллеры. Наемные убийцы. Тот первый до сих пор резал одну шантрапу. Мелких наркодилеров, например. Сутенеров, которые занимали чужие площадки. Мы смотрели на его художества сквозь пальцы, потому как он за версту обходил приличных людей. И вдруг – вы. Приемный сын князя Бориса. Племянник герцога Саксонского. Мы, французы, со времен Бастилии не особо благоговеем перед аристократами. Но князь Борис патронирует госпиталь для ветеранов полиции. Он нам не чужой человек. И вот одного его родственника находят мертвым на собственной яхте, а второго пытаются насадить на вертел, как цыпленка, но изобразить все как несчастный случай на съемках. Что должен подумать тупой и злобный полицейский комиссар? Он должен подумать, что дело нечисто.
И что он должен после этого сделать? Он должен схватить этого «макаронника»-режиссера за задницу и выбить из него показания. «Макаронник» работает незаконно, пользуется чужой аппаратурой, он сейчас трясется от страха. Но он еще не знает, что бояться надо не меня. А тех, кто заказал месье вашу смерть, от несчастного случая. Больше того, я сам их боюсь. А вы?
– Я боюсь, что у меня будут очень серьезные проблемы, если я немедленно не позвоню, – сказал Михаил.
– Вам не нужен адвокат. Бросьте. Ваше имя даже не будет фигурировать в протоколах.
– Но все же я, с вашего позволения… – он достал мобильник, вопросительно глядя на комиссара. Тот кивнул, и Михаил вызвал Катин номер. На сей раз телефон немного подумал и, видимо, смилостивившись над Михаилом за пережитый им стресс, разразился, наконец, долгожданными гудками. У Михаила сразу отлегло от сердца.
Она ответила не сразу, и он понял эти девять длинных гудков примерно так: «Я обижена. Ты должен был позвонить намного раньше. Я бы с удовольствием вообще не взяла трубку. Но мне просто интересно, как ты будешь выкручиваться. Хотя это бесполезно. Ты все равно виноват, и я тебя не прощу».
– Да, слушаю, – сухо произнесла она.
– Я звонил. Звонил много раз. Вы были недоступны, – сказал он по-французски, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. – Я позвонил туда, куда вчера вас проводил, но мне сказали, что мадам вышла погулять. Что с вашим телефоном?
– Не знаю, роуминг. Это бывает, – по ее голосу было видно, что она пытается понять, почему он не назвал ее отель.
– Дорогая, так получилось, что нам не удастся увидеться сегодня. Прогулка, увы, отменяется. Сейчас я разберусь с кое-какими делами и улечу к себе.
– Ты там не один? – тихо спросила она. – Что-то случилось?
– Да, дорогая. Но ты не волнуйся, мы еще встретимся. И еще. Я люблю тебя. Очень.
Комиссар смотрел на него с интересом:
– Хорошая знакомая?