Наследник

Между тем, тучи над головой Дружинина сгущались и вскоре грянул гром. Георгий Николаевич,

как было заведено в то время, написал заявление о том, что арестован его родственник, родной брат

жены. Через короткое время он узнал, что в партком завода поступила анонимка, где его

дополнительно обвиняли в связях с целой группой арестованных врагов народа. В этой анонимке

были названы многие люди, с которыми он в свое время воевал, учился и работал, значились там и

Нодели... Надо сказать, что Георгий Николаевич этому не очень удивился, больше, пожалуй, удивляло

то, что его самого так долго оставляли в покое. При обсуждении "дела" Дружинина на парткоме

никакие доводы и объяснения в расчет не принимались. А когда он, разгорячившись, заявил, что

"имярек" по его убеждению злостно оклеветан, как оклеветан сейчас и он сам, его участь была

решена. Его исключили из партии, а после утверждения этого решения на бюро райкома, сняли с

работы.

В их доме все изменилось. Перестали бывать гости и даже родственники, замолк телефон. Анна

Семеновна по ночам жгла над газовой плитой запретные книжки и газеты. Виктор однажды спросил

ее, зачем она это делает. Анна Семеновна, пряча глаза, сказала:

— Молчи, сынок, молчи... Так надо... Только папу ни о чем не спрашивай... Ему сейчас очень

тяжело...

— Да, — тихо сказал Виктор. — Я вижу.

Ожидая каждую ночь ареста, Георгий Николаевич писал письма в самые высокие инстанции и

даже на имя самого Сталина о том, что его оклеветали, требовал реабилитации и наказания

клеветников. Ответов на свои письма он не получал и потому еще больше впадал в отчаяние. В те

бессонные ночи Виктор слышал тревожный шепот родителей, чутко прислушивающихся к ночной

тишине и ожидающих в любую минуту роковой звонок в передней. Однажды до его слуха донеслись

такие слова: — Если за мной придут, я им в руки не дамся... — Анна Семеновна знала, что у мужа

сохранился его комиссарский маузер и прекрасно понимала, о чем он говорил. — Успокойся, никто и

никогда за тобой не придет. . Это может быть смешно, но я вчера гадала на картах... Виктор был

целиком согласен с матерью. Он тоже был убежден , что отца никогда не арестуют. "Никогда этого не

будет. Не будет и все...".

Дружинина томила бессоница. По ночам он ходил по квартире, курил, перечитывал Ленина и

Сталина... С утра уходил из дома на целый день, бродил по замоскворецким переулкам, приходил на

Красную площадь. Стоял у ГУМа и подолгу смотрел на Мавзолей. Однажды к нему подошел человек

в кожанке и негромко проговорил: — Проходите, гражданин... Здесь стоять не положено.

Всю обратную дорогу домой Дружинин шел со слезами на глазах." Какой-то нахальный молокосос

прогнал меня с Красной площади, от Ленина, — думал он. — Да кто ему, черт подери, дал на это

право!" И вдруг он вспомнил фразу, которую услышал от старика-отца, приехавшего из голодной

Курской деревни в Москву за хлебом-солью. " За што боролись, сынок, на то и напоролись", — сказал

тогда ему отец. Ох, какого же "перца" задал он тогда за это отцу! Анна Семеновна еле-еле их

помирила. Вспомнив об этом, Георгий Николаевич усмехнулся. "А ведь прав был старый. Сами во

всем виноваты. Сами...".

* * *

Мучительно долго потянулись дни, недели, месяцы. Дружининым пришлось занимать деньги у

родственников, сдавать вещи в ломбард. Георгий Николаевич попытался устроиться рядовым

инженером в ремонтные мастерские. Но когда заведующий мастерских узнал от Дружинина его

историю, он беспомощно развел руками и смущенно сказал:

— Не обессудь. Но... не могу. . Сам понимаешь.

— Нет, не понимаю. — сказал Дружинин.

— Я бы тебя взял! — И он, хлопнув дверью, ушел.

Прошло полгода. Когда человек долго живет под прессом страха и угнетения, он со временем

становится либо безропотным его рабом, либо в нем подспудно зреет протест и надежда. Надо

сказать, что Дружинин, вопреки всему, что происходило вокруг, не терял надежды на справедливый

исход своего дела. Он черпал эту слепую уверенность только в своей правоте. При этом он прекрасно

понимал, что и его арестованные друзья ни в чем не виноваты. И все же он верил... И когда писал

заявление в бюро МГК с просьбой о реабилитации и потом, когда страшными ночами держал под

подушкой свой старый маузер. Он побеждал свой страх верой.

* * *

Однажды утром в квартиру Дружининых ворвался громкий телефонный звонок. Анна Семеновна

потом говорила, что так громко их телефон никогда не звонил. Дружинина вызывали на заседание

бюро МГК, где должен был состояться разбор его персонального дела.

* * *

В большой приемной ожидали вызова на заседание бюро еще несколько человек. Перед дверью в

зал заседаний за столом сидела пожилая седая женщина со строгим лицом и усталыми,

внимательными глазами. Дружинину показалось, что лицом она похожа на Крупскую. "Хорошая

примета", — подумал он и назвал свою фамилию.