— Здравствуйте, товарищ. Присаживайтесь. Придется немного обождать, — и она подала ему
несколько свежих газет. Он сел на стул, развернул "Правду". В этот момент кто-то положил руку ему
на плечо. Рядом стоял давний знакомый Дружинина, бывший студент-парттысячник Иван Васин. Он
наклонился и взволнованно прошептал:
— Георгий, да ты ли это? — Дружинин встал и подал ему руку.
— Здорово, Иван! И ты... сюда? А у тебя...
Но тот перебил его:
— Это ты или не ты? — дрожа губами спросил он.
— Да ты что в самом деле? — удивился Дружинин.
Товарищ схватил его за руку и потащил из комнаты в коридор, приговаривая:
— Пошли, пошли. Ошалеть можно!
В коридоре он заговорил, глотая слова:
— Не смотри..., как на идиота. Ведь... меня из партии... за связь... с тобой! Ты понимаешь это, а?!
Ну и ну! Вот дела-то! Ошалеть можно!
— Да ты что на самом деле, Ванька! — проговорил Дружинин, чувствуя, что сам начинает
дрожать. — Какого черта!
Они уселись на подоконнике в коридоре.
— Что же ты не позвонил мне? — спросил Дружинин.
— Да я же был уверен, что ты... что тебя...
— Уверен! Эх ты...
Васин качал головой и бормотал:
— Ну и дела! Ну и ну! — Когда они оба пришли в себя, Дружинин тихо проговорил: — А знаешь,
Ваня, старик Талейран когда-то сказал, что существует более страшная вещь, чем клевета. Это —
истина. Не в бровь, а в глаз! А? Здорово сказано?
— Угадал, угадал, — глупо улыбаясь говорил Васин, — угадал старый дьявол, дай бог ему
здоровья! — Дружинин невольно улыбнулся: — Кому, Ваня?
— Да ему, Талейрану. . этому. . — Они посмотрели друг на друга и оба, несмотря на свое далеко
невеселое настроение, рассмеялись.
* * *
Бюро вел первый секретарь МГК Н.С.Хрущев. Он был в приподнятом настроении, перебрасывался
шутками с членами бюро. Перелистывая дело Дружинина, усмехнулся и сказал: — В народе говорят,
что пуганая ворона куста боится, а вот, клеветы, подлая, не боится... И мы сами виноваты, сами...
Товарищ Сталин на февральском Пленуме что сказал? Помните? Он сказал, что некоторые партийные
руководители считают пустяковым делом исключение из партии человека и что с этим безобразием
пора кончать. Предлагаю: восстановить товарища Дружинина в партии без всяких взысканий,
оплатить ему вынужденный прогул. — Он усмехнулся: хорошо бы за счет тех ворон, — и добавил —
и восстановить на прежней работе. А клеветников привлечь к партийной ответственности. —
Предложение Хрущева было принято единогласно. Дружинин не верил собственным ушам. Он думал,
что ему придется доказывать свою правоту, опровергать обвинения. И вдруг все оказалось так легко и
просто. Как будто и не было тех страшных шести месяцев... А эти симпатичнейшие люди во главе с
Хрущевым все это время только и думали о том, как бы ему помочь. Дружинину очень хотелось
горячо поблагодарить их всех, сказать о том, что наболело, раскрыть перед ними душу. Но он не смог
справиться с волнением и сумел лишь вымолвить дрожащими губами: — Спасибо, товарищи... — Он
выбежал из зала заседаний, чмокнул в щеку изумленную до крайности "Крупскую" и был таков...
* * *
...Анна Семеновна и Виктор ожидали его дома. Чтобы чем-то отвлечь себя, она занялась штопкой.
А Виктор изо всех сил старался понять смысл давным-давно знакомых ему страниц "Трех
мушкетеров . Эта книга в то время часто выручала его, унося в далекий, полный приключений мир
отважных и благородных людей, совершающих дерзкие подвиги во имя справедливости, любви и
дружбы. Но в этот вечер он не понимал читаемых строк. В конце концов он задремал.
Анна Семеновна тоже задремала. Ей грезилось, что Георгий Николаевич, крепко прижав ее в себе,
кружил по огромному залу Военной Академии... У нее распустилась коса и пылали щеки. Она
никогда не танцевала с таким наслаждением. В зале никого не было. Только они. И где-то На хорах —
духовой оркестр. Кружа ее по залу, он провел ладонью по ее влажному лбу: — Устала?
— Нет, нет! Еще!...
— Устала! — сказал он и погладил ее по голове. Она открыла глаза. Он стоял рядом.
— Устала ждать? — спросил он.
Она огляделась, вздохнула и тихо проговорила:
— О, господи, ты меня совсем закружил в вальсе.
— В вальсе? — удивился он.
Она встала, положа ему руки на плечи:
— Я сейчас видела чудесный сон. Мы с тобой в зале старой академии танцевали полонез. Тот
самый, помнишь?
Георгий Николаевич подхватил ее и стал кружить по комнате. Она перебирала в воздухе ногами и
весело говорила: — Тихо, тихо. Его разбудишь.
Но Виктор давно не спал и все слышал и видел. Стоял в дверях и еле сдерживал радость. Она
спрашивала: — Ну? Ну говори же, ужасный человек! Ну как там?
Она уже обо всем догадалась, но требовала, чтобы он ей все .рассказал по порядку. А он, улыбаясь,
носил ее по комнате и молчал, отворачивая лицо от ее просящих ладоней. По их щекам катились
слезы. Наконец он опустил ее на пол и сказал: — Иди к Погосьянам, одолжи денег. Закатим завтра
пир! У нас сегодня... Рождество... Хрущеве.
* * *