глазами, показал Виктору из своего ровика направление ночной атаки, ориентиры, которыми надо
пользоваться в темноте, границы коридоров, проделанных саперами в минных полях и проволочных
заграждениях.
— Учти, артиллерия, — сказал он, — огонек буду просить только в крайности. Бой будет
ближним, можно ненароком и по своим бабахнуть. Так что ты не психуй, и не суматошничай...
Понял? — Виктор молча кивнул головой.
В условленный час рота заняла исходный рубеж. Штрафники лежали в снегу, внимательно
вглядываясь в темноту, ждали условного сигнала. Глаза слезились от напряжения, сырая ночная
прохлада пронизывала тело. Прошло всего несколько минут, но Виктору они казались такими
томительно долгими, словно он лежал здесь целую вечность. Виктор поежился, поднял воротник
шинели, его начало знобить. Смотреть в лицо врагу бывает проще, чем ожидать невидимую
опасность, притаившуюся где-то там в ночи, в окопах, блиндажах, пулеметных гнездах... Что они там
тянут, ждут, пока немец заметит, что ли?" — зло подумал он. Наконец раздался тихий, протяжный,
похожий на свист ночной птицы, условный сигнал. Цепь дрогнула и поползла. Липкая земля,
пахнувшая перегноем, была нашпигованна ржавыми осколками и зелеными от плесени автоматными
и винтовочными гильзами. Кое-где белели маленькие островки еще не растаявшего, почерневшего
снега. Проползая мимо одного из них, Виктор почти уткнулся носом в чахленький подснежник,
который пугливо выглядывал из-под почерневшей снежной корки. Виктор не поверил глазам: "Как он
здесь очутился? Уж не брежу ли со страху?" — Он переложил пистолет в левую руку, а правой
осторожно коснулся цветка, потом, не спуская с него завороженных глаз, неожиданно для себя зачем-
то спрятал его головку под снежную корку. Вдруг он услышал тихий прерывистый от движения голос
ползущего рядом Ищенко:
— Це... добрая...примета, лейтенант.
Услышав эти слова, Виктор смутился, подумал, что его поступок может показаться бывалому
солдату Ищенко мальчишеской слабостью и слюнтяйством. Но через мгновенье он уже не думал об
этом, впереди грозным горбом возвышалась высота, которую им предстояло взять. С близкого
расстояния она смотрелась совсем не такой, какой Виктор привык ее видеть с наблюдательного
пункта. Теперь она казалась целым хребтом, закрывающим собой весь горизонт. Виктор до рези в
глазах всматривался в ее склоны, стараясь угадать знакомые приметы. Но ничего не мог различить. "
Куда делась опрокинутая двухколка с одним колесом? — думал он. — Она должна быть сейчас где-то
слева. Почему не виден здоровенный, выкорчеванный тяжелым снарядом или миной пень,
облюбованный их снайпером? " — Все слилось, потеряло очертания, стало незнакомым. Виктор
никак не мог сориентироваться.
Тем временем цепь поднялась, штрафники, как призраки, молча бросились к немецкий окопам.
Едва Виктор успел сообщить об этом Крутокопу, как ночная тишина с треском раскололась. Над
высотой взвились несколько ракет. Слева трассирующими очередями забил крупнокалиберный
пулемет. Но бойцы уже успели ворваться в первые траншеи. Там заклокотал бой, доносились глухие
удары, металлический лязг и крики. Виктор со своими солдатами подбежал ближе, и они опять
залегли. Надо было разобраться в .происходящем. В это время рядом с ними разорвалась немецкая
мина, потом еще и еще. Немцы стали бить по "площадям". Слева продолжал косить трассирующими
их пулемет. Виктор давно потерял из вида командира роты, и это его очень тревожило, он считал, что
провалил боевое задание. Виктор доложил Крутокопу, что бой идет в траншеях и связь с комротой
потеряна. В ответ услышал: — Сейчас ему не до тебя, двигайся дальше, наблюдай и докладывай...
В это время поле боя осветила целая гирлянда немецких ракет. Задрожали изломанные тени
проволочного заграждения. Когда ракеты погасли, Виктор поднялся с земли, пригибаясь, заспешил
вперед. За ним тянул связь Ищенко, которому помогал разведчик, подхватив под мышку вторую
катушку. Они быстро шли по полю, огибая наполненные талой водой и затянутые тонким ледком
старые воронки, перепрыгивая через новые, скользя по влажной и липкой земле. Сапоги Виктора от
налипшей земли стали пудовыми и неуклюжими, по лицу струился пот. "Еще не повоевал, а уже
выдохся", — со злобой на себя подумал Виктор. Над головами Виктора и его батарейцев
посвистывали пули, жужжали осколки, шум боя перенесся вправо вперед, он рокотал теперь метрах в
пятидесяти от того места, где находился Виктор. Поддержать своих артогнем Виктор не мог. Он
приказал Ищенко соединить его с Крутокопом. — Пока без дела, — доложил он, — бой ближний и