«Потому что в темноте лица друзей неотличимы от лиц недругов. Когда я лежу с закрытыми глазами, то люблю всё человечество. Десять минут. Еще десять минут наивной любви».
«Да пожалуйста. Сколько угодно. Хоть весь день отлеживай бока. В конце концов, это твоя жизнь, оболтус».
«Только вот этого не надо… Пять».
«Пять минут. Это твое слово».
«Мое. И ты совершенно права насчет балды: ну кто, спрашивается, тянул меня за язык?»
«Забыл про оболтуса».
«И оболтус тоже».
«Четыре пятьдесят четыре».
«Ну что ты, ей богу! Это же не спринт!»
«Это бег на месте».
«Вот сбила…»
«Сторож, Ванечка».
«Ну да. Сторож».
«Всегда рада помочь. Обращайтесь. И не благодарите».
Итак, сторож… С какого перепугу кто-то вообразил, что только семья и школа дают нам путевки в жизнь. Ладно, они тоже, куда нам без «грибов» и халдеев. Нет, никак не обойтись.
«Прости, дорогой, но… грибы?»
«Согласен, невежливо, однако на халдеях настаиваю».
«Это сколько угодно. Путевки, Ванечка… Ты остановился на путевках».
«А если просто послушать?»
«Я так и собиралась, но… грибы… Уволь».
«Уволена».
«Сторож и путевки, сынок».
Ну да, путёвки, маршрутные листы… Намалеванные яркими красками поверх собственных неубедительных достижений, а то и вовсе неудач. Учителя, предки…
«Оценила. Правда, есть еще слово такое – ро-ди…»
«Это уже беспредел, а не компромисс. Нельзя же одним махом от грибов перейти фактически к официозу. Так можно кессонку заполучить. Имейте снисхождение, женщина».
«От халдеев до учителей не ближе. Ну да ладно, будем считать, что убедил, снизошла. Кстати, насчет второго слоя по неубедительным достижениям и неудачам – это неплохо. Я бы сказала – сильно, наотмашь».
«Но ты же не будешь отрицать, что предки сплошь и рядом выдумают своим чадам счастливую жизнь и прикипают к задумке умом, душой, всем-всем-всем, как… к реальности? Да, что есть, то есть, вы от всего сердца хотите для нас такой жизни»
.«Отрицать не буду. И понимаю, куда ты клонишь».
«Никуда не клоню. Совершенно абстрактное, обезличенное утреннее размышление. Утризм. Новый жанр».
«Продолжайте, сударь, будьте так добры».