Читаем Наследник полностью

Так я познал суть жертвенного пьянства. Заодно усвоил, что в те времена на «москалей» русские не обижались, а вот за «черножопых» и «косорылых» вскипали праведным гневом. Как за своих стояли. Кто знает, возможно поэтому «москалей» Донецка с Луганском нынче так легко занесли в принудительно вымирающий вид? Мол, кто за них вступится. Наверное, во все времена надо было бить по мордасам за «москаля»? И за «хохлов» получать в свои ворота. Лучше бы знали друг другу цену.


Еще насчет куклы помню, как любопытство меня распирало: это ж какая семья сочла за благо одарить родное дитя голым черным пацаненком в кудряшках, с чувственными губами цвета спелого помидора и размером с годовалого пуделька? Разве что «мидовские»? Или, вот еще вариант, из «внешторговских» кто? Им вроде как было дозволено принимать на дому зарубежных коллег. Конечно, с разрешения и по согласованию, а вернее всего – по поручению. И служила казённая кукла протокольной деталью интерьера, а чадо вовсе не при делах. Возможно, подросшее чадо мне куклу и сбагрило. Недаром же торговался, словно за брата: «Вы только посмотрите, как попочка вылеплена! Где вы сейчас найдете, чтобы попочки вот так… с любовью? Сейчас, мил человек, бездушный конвейер, его царство». Однако не суть.


За пару дней домашней работы я «усовершенствовал» приобретение. Не со стороны «вылепленной попочки», а с прямо противоположной. В результате у довольно крупного пластмассового дикаря появился несоразмерный, буквально огромный… Скажем чопорно: «инструмент». Хотя к черту чопорность: что этим инструментом починишь? С другой стороны, лопата – тоже инструмент, а не сильно для починки пригодный, скорее уж наоборот. Или все же лопата – инвентарь?


Новшество я украсил мелкими звездочками в ряд, на манер отметок о сбитых вражеских самолетах на фюзеляжах боевых машин. Как в кино. Только зеленым по черному, в цветах эко-анархистов. Никакого далеко идущего или в такую же даль провожающего замысла у меня не было, другой краски не нашлось. По ходу работ выяснилось, что художник из меня не ахти какой, вообще не художник. И с сообразительностью напряг – можно было трафарет вырезать. В результате моих стараний заныл кончик языка, а звездочки оказались ближе к неопрятным пятнам. Композиция в целом могла послужить иллюстрацией локальной ветрянки, если такая бывает. Понятие «в ряд» моя кисть истолковала совершенно по-своему. Сюрпризом гуманитарию стало и изменение центра тяжести куклы. Обретенное новшество по умолчанию лишило ее места в отряде прямостоящих. Пришлось проявить недюжинную изобретательность и потратиться на кукольную обувку. Кукольной не нашлось. Я прикупил натуральные детские башмачки и утяжелил их, заполнив пустое пространство дробью. Всё вышло как нельзя лучше. Впору было отдаться таинствам физики твердых тел, но я рассудил, что неожиданный дар обнаружил себя запоздало и до Нобелевки могу не дожить.

Затем настал черед тыльной части уникального произведения. Ее еще не накрыл потный вал моего вдохновения. Фантазировал я недолго и мстительно изобразил на заднице куклы три звезды, расположив их горкой. Не то чтобы я знал что-либо о «специальных» наклонностях объекта мести. Вообще в такие подробности не вникал. И уж тем более не вёл подсчет его отступлениям от линии «гетеро», что неожиданно означает «иной» по-гречески, при том что он-то как раз самый наш. Просто три звезды показались мне вполне подходящим числом. О чем думал? Немного о погонах, примерно столько же о коньяке. Наверное, следовало бы о симметрии. Вот такая получилась мысленная настойка: погоны на коньяке. Случись кукле быть хотя бы частично одетой, мне бы и в голову не пришла столь провокационная по сути идея. Помню, озадачился: неужели голый зад и в самом деле соблазн?

«В художественном смысле, исключительно в художественном. Как полотно, как холст, как арт-объект…» – нашелся ответ.

Никогда раньше такой вопрос меня не тревожил. Уверен, что не потревожит и впредь.


«Оскорбительно? Да брось!» – оппонировал я сварливому человечку внутри себя. При этом недоумевал: с чего этот «тип», с его тягой выступать мизантропом, вдруг решил пополнить ряды радетелей такта? Как вообще он – дух от плоти моей, по природе разнузданный циник – за считанные часы умудрился выродиться в двуличную скотину. Совестить он меня вздумал!

«Позволь заметить, – ответствовали мне, – что ты и есть скотина двуличная. А я, любезная моя оболочка, всего лишь одно из двух лиц, не более того».

«Засчитано, – вынужденно признал я, стараясь не злиться на откровенную издевку. – А теперь проваливай! Не порть настроения. Видишь… – человек весь в творчестве».

Не злиться не получилось. Но на язвительное: «Тоже мне, челове-ек!» – я не откликнулся. С нарочитой тщательностью проверил, высохла ли краска, и повалил куклу на спину. Она с утробным стоном запахнула глаза. Таков был ответ на хамское хамство второго я. Наверное, так престарелые шлюхи принимают последнего за день клиента. Тот из своих – докучливый, безденежный и быстрый, как пчела: ужалил и умер.


Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза