Наследник

«Томас Манн писал, что время есть не что иное, как среда повествования».

«Ты до следующей пятницы наповествовал, друг мой».

«Мог бы и до субботы, если бы…»

«Если бы не Дядя Гоша».

«Как-то так. То есть набросать повестушку времени нет».

«Не истязай ни себя, ни бумагу».

«Спасибо тебе, мамочка, за веру…»

«Вера – это кто? Позавчерашняя?»

«Поза вчерашняя… Позавчера – это вчерашний день в позе…Свидетельство уныния и однообразия. Если бы не ты, я бы вырос невыносимым болтуном. Как все, кто вынужден разговаривать сам с собой, чтобы не спятить от одиночества».

«Поторопись, болтун».

– Дядя Гоша, пора… – шепчу будто со сцены. Чтобы зал слышал. Он слышит. И откликается.

Крадущейся к сыру мышью, аж так тихо – «только попробуй проснись, старая задница!» – я продвигаюсь к двери и открываю ее перед Дядей Гошей. «Старая задница» – мое мысленное обращение к квартирной хозяйке. Это самый вежливый из возможных эпитетов, он для нее слишком нежен и сильно скрашивает «аромат» наших взаимоотношений. Однако на большую грубость я не отчаиваюсь. Воспитание не позволяет.

«Отчаянный врун!»

«Вруша, с твоего позволения. Вруша, вруша, врун из плюша… Плюшевый вруша? Кстати, это твое воспитание. К себе претензии».

«Не отвлекайся, иди уже».

Первая дверь ведет в коридор. Там – что ни делай, сколько ни проветривай, можно все углы опрыскать дезодорантами, – все одно витает и будет витать дух прокисших надежд. Или разочарований. Тоже, к слову, несвежих. Воздух пропитан чем-то навязчиво больничным. Остается гадать – не инфекция ли это разгуливает? Да нет, зараза не должна пахнуть, слишком просто для распознавания, а быть узнанной для заразы – смерть.

У тех, кто заходит в нашу квартиру, должно складываться впечатление, что я делю крышу над головой с санитаркой, которая подворовывает на рабочем месте. И берет при этом далеко не лучшее. Мои гости, однако, если что и чувствуют, о предположениях умалчивают. Не из щепетильности или чувства такта. Такое курьезно предполагать. Опасаются быть вычеркнутыми из коллектива. За зломыслие, заносчивость и чистоплюйство.

«И фотографию на пропуске Андреевским крестом перечеркнуть!»

Шучу… Какие тут, к черту, пропуска…

Еще в воздухе легко уловимы винтажный букет рассохшейся бочки из-под огуречного рассола и купаж пыли с затхлостью. Все это вопреки моим рьяным усилиям: вчера я собственноручно отскреб и вымыл полы, моя неделя. Будь я парфюмером, вдохновился бы сей момент идеей духов «Непруха – унисекс. Запах на все времена».

Странный дух неприбранного жилья витает в нашей квартире. Он неизбывен, как дух гуталина и мастики в казармах. Может, это от тряпки, которой я вчера марафет наводил? Гм… Надо будет понюхать.

Вторая дверь – главная, на лестничную клетку. Там также не пахнет удачей. В нос шибает чем-то радикально от нее отличным, но амбре далеко не так утонченно, как в жилых стенах. И не унисекс. Гендерное неравенство ощутимо. Возможно, все дело в крепком аромате бычков, скуренных и размоченных в банке на подоконнике. И в помоечных миазмах. Если по справедливости, то «помойку», накопленную по нерадивости грязь, не должно по умолчанию приписывать исключительно мужчинам. Но кому, право, нынче дело до справедливости. У Фемидушки нашей отечественной весы перегружены, рукой ей приходится то одну, то другую снизу поддерживать, чтобы правильно перекосило. А меч тогда где? Ага… Меч нынче в других руках.

* * *

Кажется, что помойкой тянет непосредственно из-под соседских дверей. Знаю, что наговариваю на весьма почтенных и конечно же чистоплотных жильцов. А что дружелюбием соседи не блещут, так это не повод для оговора, вообще для подозрительности. Симпатии напрягают больше, чем небрежение. «Засранцы, ишь морды они воротят!»

Запашок скорее всего исходит от часто страдающего несварением мусоропровода. Так что в наибольшей мере вдыхаемой вонью жильцы обязаны, конечно же, дворнику. Тот не далее чем третьего дня низко поступил с двумя народами кряду, с узбекским и белорусским. Оба предал. На этот раз объявил себя доподлинным крымским татарином. Спешно, в тот же день, взял расчет и отправился в «родные края» бороться с «беспредельщиками – инородцами».

– Ты, Иван, пока туда не езжай, – предупредил по-честному. – Не ровен час схлестнемся.