Читаем Наследник полностью

Впрочем, «прозрачность» рамки отнюдь не единственный признак, мешающий прописать ее среди дверей. В ней нет замочной скважины. Замочная скважина в двери – первейшее дело! А что, если рамка – это и есть сплошь замочная скважина? Да ну, не может такого быть. Это я загнул. Это меня занесло… на изгибе… Или на загибе?


Человечество не поленилось изобрести врезные замки вовсе не для каких-то утилитарных задач, как принято считать. Устремлением была жажда потрафить публике, неравнодушной к чужой скрытности. И в то же время поднять градус ее любопытства с томления прямо-таки до исступления. Чем уж так надоели навесные, продетые сквозь дужки? Вполне хватало их на все случаи жизни. Особенно добротно такие тяжеловесы смотрелись в союзе с пудовым засовом и берданкой, заряженной солью, у сторожа под рукой.

У моей гипотезы, как и у всякой другой, могут найтись просвещенные оппоненты. В первую голову они вспомнят о грозной «фомке», наследнице берцовой кости поверженного и сожранного животного эпохи палеолита. Сразу отвечу. Буду краток и скромен: рождение врезного замка похоронило нужду в каком бы то ни было инструменте вообще, ибо проще простого стало вышибить дверь ногой. Или молодецким плечом. На худой конец – молодецкой попой. Не очень понимаю, как в последнем случае разбегаться, но после «Минуты славы» верю, что и такое возможно. Нужно всего лишь самоотверженно тренироваться и ясно видеть – сколько денег на кону.

Так я отбросил сомнения. Мне вообще свойственно легко их отбрасывать. Те, кто пасется невдалеке и собирает «отбросы», не жирует, но, мне кажется, и не бедствует. В конце концов, любому неудачнику приятно чувствовать себя человеком широкой души.

«Неужели ты в самом деле так о себе думаешь? Неудачник?»

«Мама, ты недавно сердилась на меня за то, что я вообще о себе не думаю. Полагаю, что мы оба стали свидетелями прогресса. Уместно было бы похвалить сына за то, что внял критике».

«Я же говорю: паяц».

«А вот так обо мне думаешь ты. Согласись, весьма сомнительный домкрат-батут-фундамент для самомнения».

«Домкрат… Что удивительно, самомнения тебе как раз и не занимать».

«Кстати, раз уж затронули тему… Я про “занимать”. У тебя можно перехватить немного пиастров? Паруса подлатать. Тем более что завтра ветер попутный».

«Вот объявишься с попутным ветром, тогда и поговорим».

«То есть шанс всё-таки имеет место?»

«Шанс поговорить, Ванечка».

* * *

И всё-таки, замочная скважина…

«Как чушь какая, так тебя не собьешь!»

«То есть не собьешь с мысли. То есть мысль наличествует…»

«Тема. В ней дело. Тема совершенно бессмысленная».

«Ты не дождалась окончания».

«Спаси и сохрани…»

«А ты не торопись».

«Да какая уж спешка. Похоже, окончательно я опоздала… с твоим воспитанием».

«Я прощаю тебя в глазах человечества».

«Какое великодушие! Просто море благородства!»

«Полагаешь, что в семье всего один паяц? Да?»

«Да. И, раз уж ты так настаиваешь, позволь дополнительно в этом убедиться. Что нетленное ты, прости, тужился выдать про замочную скважину?»

«Извольте. Тужусь и выдаю».


Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза