Наследник

Из-за курьезной постановки ног в отвлекшем нас с доктором от печального персонаже прослеживается что-то неуловимо комичное, почти чаплиновское. Балетные позы редко добавляют воинственности, особенно если «танцевать» партию больного в пижаме. Лебедь занемог… При этом лицо посетителя не оставляет сомнений: клиент пришел поскандалить. Губы поджаты, щеки-брыли подрагивают, словно кто-то изнутри слабым током испытывает их на адекватность рефлексов. Чего молчим? А глазами молнии мечем. Понятно. Нахохлившимся в предвкушении стычки я выгляжу примерно так же. Только щеки не дергаются. Этот мимический навык приходит, по-видимому, с возрастом. Хорошо, когда знаешь, к чему идешь. Я смотрю на доктора, вопрошая гримасами: «Я прав? Скандал грядет? Тут нет никакой ошибки?» Он ловит мой взгляд. «Да», – коротко кивает в ответ. В смысле, нет никакой ошибки, пациент гарантированно заявился скандалить. Внешне доктор воспринял вторжение без малейшего напряжения, как данность, словно ждал. Он расслабленно улыбается гостю, как радушный хозяин улыбался бы докучливому соседу, от которого все равно не съехать. Я же мысленно благодарю судьбу и обстоятельства, ею подброшенные, за предостережение: старину доктора не следует недооценивать, он далеко не прост, «тертый калач». «Стариной» я, пусть и не вслух, называю его в ответ на «голубчика». Такие пустяки быстро сближают, а нам это важно. Наш общий и такой разный план состоит именно в этом.

– Что, любезнейший Павел Павлович, – оживает «пижама». Имя-отчество выговорено нарочито правильно, с расстановкой: «Па-вел Пав-ло-вич». Никаких закадычных «Палпалычей». – А ведь я выздоровел! Вопреки, так сказать…

– Не могу отказать вам в признательности за приятную новость, но, как мы оба догадываемся, я в курсе ваших дел. Прошу прощения, конечно же речь о делах касательно вашего здоровья. Можно сказать, сам руку приложил. А можно и про душу… Не будет преувеличением? Ну вот. Так что поздравляю, голубчик. Поверьте, есть с чем. В вашем случае – особенно. А сейчас, если позволите…

– Вы думаете, это я для себя выздоровел? Или, может быть, для вас? Чтобы вам премию за меня выписали? Или, может, вообще скажете, что вашими стараниями я не отчалил на тот свет? Руку он… Душу… Черта с два! И думать забудьте!

Пациент нервно, по-особенному сценично поправляет выбившуюся из-за уха прядь. Пальцы длинные и сложены щепотью. Так их складывают, когда руками едят плов. Сравнение абсолютно точное и совершенно дурацкое, если принять во внимание декорации и мизансцену. Почему, например, не представить себе мастеров восточных единоборств, «расклевывающих» друг друга руками? Потому что голоден, есть хочется. А тут еще этот мистер чертополох. Почему чертополох?

«Ванечка, может, ну ее, твою затею, и ко мне? У меня сегодня мясная солянка, сама готовила».

«Ой ли?»

«Ну, хорошо. Тебе всегда нравилась мясная солянка из «Пушкина».

«Не искушай».

«А как же без этого?»

«И не обманывай. Сама она наготовила…»

«Разве это обман? Это как разрез глаз тушью подправить, ну, правда…»

«Ну ладно. В смысле разреза глаз. Не отвлекай».

«Зря отказываешься».

«Всё может быть. Мам, ну зачем так жестоко… про солянку… Теперь в животе урчит».

«А как ты хотел? Кто-то безответственный посулил тебе, что будет легко? Я, кстати, могу вам прямо на месте столик организовать. На троих. Вполне мужская получится посиделка».

«Вот этого точно не надо».

«Что так?»

«Мама!»

«Я, Ванечка, я. Даже не сомневайся. Твоя мама. Пойду соляночкой себя побалую».

«Змея».

«Люблю тебя, мой беспокойный и бестолковый змеёныш. Может быть, шведский стол? Всё, всё, всё… Испаряюсь. Да, по поводу сэра чертополоха…»

«Мистера».

«Как скажешь. Чтобы ты случаем не сбился: его жест завладел твоим вниманием».

«Я помню».

«Ой ли».

«Ой. Без “ли”».