Наследник

Пациент на глазах теряет запал. Еще гоношится по инерции, но крышка над котлом негодования уже не подпрыгивает, огонь затухает, и это заметно. Доктор, молодчага, не поддался, не поддержал градус. Вскоре скандалисту, выдохшемуся и потерянному, предстоит вялое, вымученное объяснение чего-то совершенно необязательного. И вся эта неловкость возникнет лишь потому, что молча откланяться и прямо сейчас закрыть за собой дверь пришельцу представляется странным решением, в корне неверным. Справедливости ради надо признать, что его выбор понятен: какого черта, в таком случае, вламываться без приглашения и орать что есть силы? Уж конечно, не для того, чтобы бесславно отчалить, так и не дождавшись вожделенного скандала в ответ. На полуфразе. Тут с «пижамой» нежданно-негаданно происходит удивительная метаморфоза. Вероятно, где-то в складках его нелепого одеяния был мудро припрятан резервный источник энергии. Организм оказался мгновенно «запитан», и пациент заблажил:

– Потому что… вы все! Все одинаковые! Но эти хуже всех, сукины дети! Дармоеды! Всю жизнь на моем горбу! Они, чтобы вы знали, уже и соглашение у нотариуса подписали! А? Каково! Как деньги делить за проданную квартиру! Мою квартиру! Квартиру им, дачу, машину, деньги с книжки! Книжки! Видал миндал?!

Неожиданно, но очень целеустремленно его рука устремляется к ширинке.

По недоумению, промелькнувшему на лице Пал Палыча (он же Павел Павлович), я улавливаю, что его, как и меня, немало озадачило, покоробило даже слишком буквальное толкование расхожего выражения. Раньше под «миндалом» я подразумевал что-то совсем другое… Сейчас понимаю, что вообще ничего. Слово как слово. Смешное. И отлично рифмуется с «видалом». Просто говорил и не задумывался. У «пижамы», я так понимаю, оно вызывает весьма конкретные ассоциации. В наглядном подтверждении догадок я не нуждаюсь, поэтому что есть мочи гаркаю, потрясая недюжинной силой связок себя самого, присутствующих и, по-видимому, все отделение. Допускаю, что не одно:

– Хорош орать тут! Пшёл отсюда со своим «миндалом»! Жулик! Подгузниками он, понимаешь, людей шельмует. Нассы нам еще прямо тут, эксгибиционист хренов. И объяви, что это я нассал! Не видишь, доктор с больным занят? Больной – это я, если ты еще не проникся. Сам же признался, что выздоровел! Другим теперь дай! В женское иди «миндалом» своим трясти. Может там произведешь на кого впечатление, а тут не до тебя! Тут приговор человеку зачитывают!

Слова и воздух заканчиваются одновременно.

Доктор от моей неожиданной выходки мало сказать, что опешил. До визитера же только начинает доходить смысл моей тирады. Взгляд его напряжен, пристален и пытлив. Но мне не резон посвящать его в суть происходящего. В то, что я лицедействую, ломаю комедию. Не доверяя мимике, прикрываю лицо ладонью, вроде как бровь зачесалась. С той стороны, где соляным столбом замер Валентин Саныч. Незаметно для него подмигиваю врачу: «Как я его?!» Тот тихо щелкает дважды языком. На слух мне не определить: это укор или восхищение? Возможно, ни то ни другое. Просто он таким образом вывел себя из микрокомы, если такая есть. Есть, конечно. В народе ее называют ступором. Как бы там ни было, облегчения врач не скрывает. Потер ладони, поскреб ногтем возле уха, ручку переложил. Мы все одинаково ведем себя после шока – шевелимся бессмысленно, почесываемся… Это доказательства жизни. Предъявил его и «пижама», не отстал от Пал Палыча: сунул-вынул руки из карманов куртки, потеребил кончик носа, переступил с ноги на ногу.

– А у вас что? – демонстрирует пренебрежительный тон и умение пропускать мимо ушей неприятное.

Только что «пропесоченный» гражданин. Счастливчик, избавившийся от хвори. Откуда эта завидная сдержанность? Я почти уверен, что таких разносов ему еще не устраивали. Вообще сомнительно, чтобы кто-нибудь до меня позволял обращаться к нему в такой хамской манере. Если и случалось подобное, то очень-очень давно, в детстве. И получал он не словом, а «в глаз», скорее всего, от сверстников. Сомнительно, чтобы был маленький Валентин Саныч шкодлив и нервировал взрослых. Что до зрелых лет и нынешнего своего положения, то здесь нет и не может быть никаких разночтений – начальник. Пусть и средней руки, если судить по пижаме. Или разумно решил не выпендриваться в шёлке? Зачем дразнить людей из бренной части мира достатком? Выбрал что из старья, а то и в долг взял у кого-нибудь из небогатой родни. Или в счет долга. В любом случае – квартира, дача, машина, возможно не одна, непременный отпуск за рубежом, бездельники на закорках… Однако быстро с шоком справился. Респект тебе, незнакомец! Незнакомый Валентин Саныч.

Руку от ширинки Валентин Саныч еще во время моей тирады убрал и предусмотрительно скрыл за спиной. От греха подальше. В прямом смысле слова. Теперь и вторую руку заводит до пары. Подбородок вздернут, ни дать ни взять император гарцует вдоль гвардейского строя. Бесстрашен и недостижим. Так хочет выглядеть, но эта идиотская пижама на вырост…