Наследник

Лично я угадываю причину самоубийств отнюдь не в том, что человек вдруг решил отказаться от жизни. Все наоборот. Это жизнь отказалась от человека, и ему отчетливо дали об этом знать. Каким образом – не столь важно. Как мама меня назвала? Философом-разговорником? В точку. Чего стоит весь этот обласканный самолюбованием бред с потугой на мысль? Хм… Для нас, жизнелюбов, ровным счетом ничего. Но остальные об этом не знают. Что там доктор сказал не терять? Будем считать, что чувство юмора.

«И меры. Шикарно. Самое время выходить на поклоны».

«Уже иду».

– Не потеряю, доктор. Можете за меня не беспокоиться.

– Ну, совсем не беспокоиться не получится. Мы теперь вместе одному злу противостоим. Вы же понимаете, о чем я?

– Надеюсь, что да.

Я физически ощущаю, сколько всего во мне переменилось за промелькнувшие полчаса. Мухой промелькнувшие. Как там она, упертая? Валяется, поди, с сотрясением на подоконнике. Я тоже не в лучшей форме. Там, где раньше ничего не чувствовал, то есть никаких неудобств, уже не говоря о боли, теперь воцарилась неловкость. Где спохватился взрастить хоть что-либо не упадническое, например, веру в свои силы перебороть недуг – пустота, форменное ничто. Все-таки я, факт, не бездарен!

«Мам, только не напрягайся… Ответь по чесноку: в тридцать лет это нормально – поступать в театральное?»

«В тридцать лет нормально иметь работу, семью и хоть какие-то цели в жизни».

«Аминь… Благодарствуйте».

– Вы же человек стойкий, Иван, можно сказать, герой!

Доктор многозначительно смотрит на лацкан моего кардигана.

Я прослеживаю его взгляд. Бог ты мой! Натурально орден Красной Звезды. Но тогда почему лучи белые? И вместо человека с ружьем – баба какая-то. И в руках у нее – чур меня… – весло! Господи, а бедра-то какие крестьянские, конь-огонь… Новенький такой, не залапанный орденок. Тяжеленький – петля кардигана вниз поползла. Возможно, вообще оборвалась. Нить оборвалась. И на таком видном месте. Ну что за напасть! И не заштопаешь. Даже Люся из «Рукодельницы» не справится. Елки-палки, у меня что, ко всем бедам еще и в мозгу опухоль?

«Как ты сказал? Где? В мозгу? Неоправданно завышенное мнение о себе».

«Ты уже говорила сегодня про манию величия. Повторяешься».

«Вслед за тобой, Ванечка. Вслед за тобой. Бедра, кстати, у барышни первоначально были совершенно нормальными. Но Филипенко, ты его знаешь, иногда своевольничает, изгаляется. Выковал – или чего он там делал… – центральный фрагмент ордена овальным. Пришлось сплюснуть. Ну да, девушка не фотомодель, согласились. Всё потому, что на скорую руку».

«Экспромт?»

«Он самый».

«Тогда простительно».

«Как назвали награду?»

«Не успели».

«Орден Белой Звезды. Присваивается гребцами-байдарочниками всем остальным».

«Громоздко».

«Экспромт».

«Тогда простительно».

Я прикрываю орден ладонью. Лодочкой, будто живое.

– Ну уж чего-чего, а геройства стесняться не следует.

– Да я как-то… Пойду уже.

– Ступайте с богом.

– Голубчик.

– Как вы сказали?

– Слово понравилось: «голубчик».

– И мне нравится. Хорошее слово, доброе.

– Докторское.

– Ну да, ну да.

Как колбаса. Вопрос на засыпку: если начинить голубца-голубчика не мясом, а обрезками докторской колбасы, вытошнит или нет?

«Вырвет. Даже не пробуй. Как пить дать, вырвет. Но если приспичило продемонстрировать характер, как ты любишь, то можешь проверить. Какой же ты еще у меня незрелый!»

«Ты сама учила, что настоящая зрелость…»

«…наступает тогда, когда приходит осознание счастья…»

«…от наделанных в молодости глупостей. А я ни о чем не жалею».

«Ну и хорошо. Выходит, что молодость твоя еще не окончилась, Болтун Болтунович».