Наследник

Подвалы Разбойного приказа встретили отца и сына вначале мятущимися тенями, затем легкой сыростью, а потом и ощущениями творящегося здесь дознания: огонь отдавал каленым железом, вода была затхла, словно в ней долго находился утопленник, а кисловатый запах сыромятной кожи от многочисленных ремней, бичей и плеток нес в себе привкус застарелой мочи, пота и крови. Иоанну Васильевичу эта обстановка была вполне привычна, хотя особой радости и не вызывала: быть государем, это не только сидеть на троне в Грановитой палате или возглавлять войско, иногда приходилось и в таких вот "палатах" сиживать, лично следя за допросом врагов. А вот царевич заметно побледнел, хотя на ногах держался твердо, да и взгляд от "постояльцев", привязанных по углам или подвешенных на дыбе, отводить не спешил.

"Сколько же здесь боли! Пол, потолок, стены - все ей здесь пропитано, а некоторые железки прямо полыхают темным пламенем!.. С моей чувствительностью я здесь долго не протяну...".

- Сын?

Отвернувшись от разложенных на полках инструментов дознания, Дмитрий подошел к низенькому рядку мужчин. Низенькому - потому что стояли они на коленях, вдобавок были связаны не только общей кандальной цепью на руках и ногах, но и широким ярмом на шеях. Стараясь не обращать внимания на могучую вонь, исходящую от клиентов Разбойного приказа, царевич протянул затянутую в перчатку руку, и ухватил первого из "пробников" за спутанные жирные волосы. Немного дернул, заглядывая в глаза:

- Крещен ли ты?

- Да.

- Хочешь жить?

Душегубы, уже привыкшие к перспективе скорой и довольно мучительной смерти, заметно оживились, почуяв вполне реальный шанс на жизнь:

- Да!

- А на свободу хочешь?

Не осведомленный о сути происходящего, один из приказных дьяков осторожно возмутился малолетнему произволу:

- Да как жеж это, великий государь? Столько ловили...

- А ну цыц!

Дьяк моментально поперхнулся всеми своими претензиями.

- Так хочешь на свободу? Целым и невредимым?

- Хочу!!!

Потеряв всякий интерес к первому из кандальников, десятилетний отрок повторил все те же вопросы второму в цепи, а потом третьему и четвертому. А вот у пятого немного замешкался, вглядываясь в его глаза при каждом ответе.

- Батюшка.

Великий князь тут же приказал:

- Афонька!

Приняв из рук князя Вяземского довольно увесистый золотой крест, всячески изукрашенный мелкими драгоценными камнями, Дмитрий остановился напротив первого мужчины.

- Если ты невиновен, то вот тебе крест. Клянись на нем, и сей же час будешь освобожден.

Не успел он договорить, как разбойник вытянул шею, стремясь дотянуться до своего спасения.

- Нет на мне вины, на том и крест целую.

- Ты?

- Без вины страдаю, целую о том крест.

- Ты?..

Третий грешник повторил все то, что сделали первые двое. А вот четвертый удивил:

- Виновен я.

Впрочем, пятый его примеру не последовал, упрямо и даже дерзко глядя на своих мучителей:

- Невиновен, оговорили меня!

Вернув испачканный в слюнях, соплях и крови крест Вяземскому, мальчик, положил руки на голову первому кандальнику:

- Скрепляю клятву твою.

Мужчина как-то странно икнул, чуть дернулся и тихо захрипев, обмяк.

- Скрепляю клятву твою.

Еще один поначалу обмяк, а затем мелко задергался в колодках, раздирая в кровь шею и запястья.

- Скрепляю клятву твою.

Уже третий узник вздрогнул и задрожал, хлюпая хлынувшей из ушей и носа кровью.

- Совершал ли ты грех убийства?

Приготовившийся к смертной боли и не в силах отвести глаз от двух ярко-синих омутов, разбойник признался:

- Было, чего уж.

- Сколько?

Недоуменно покривившись, душегуб все же понял, о чем именно его вопрошают.

- Осьмнадцать.

Огненные глаза приблизились еще больше, окончательно затягивая в себя его разум:

- Раскаиваешься ли ты в содеянном?

- Да...

- Все в руках Господа нашего. Если спасешь ты от смерти трижды по столько же душ православных, то вместо Адова пламени тебе дарован будет Свет.

Последний из кандальников своей твердости не потерял, а вот уверенности поубавилось.

- Скрепляю клятву твою.

Все с немалым интересом на него глядели, ожидая корчей или еще чего-нибудь в таком же духе. Но дождались лишь угрюмого взгляда и чуть дрогнувших губ в ответ.

- Сей человек невиновен.

Не дожидаясь приказа, подскочивший к царю догадливый дьяк тут же тихо забормотал:

- У помещика свово хоромы ночью запалил... Сам, и чады его с домочадцами, аще на конюшне семь лошадей, да иная живность без счета!.. Тиун на него показал, и другие видоки то подтвердили.

Отмахнувшись от дьячка, великий князь подошел поближе к трем окончательно затихшим душегубам, ткнув крайнего из них в скулу носком сапога.

- Сдох?

Широкоплечий кат тут же присел на корточки и воткнул под слегка отвисший подбородок убийцы свои пальцы-клешни, нащупывая нужную жилу:

- Дышит, великий государь.

Тряхнув, а затем и похлопав по щекам безвольную тушку, палач смог добиться лишь тихого воющего звука:

- Ы-ыыы...

- А этот?

Довольно скоро выяснилось, что все трое разбойников живы, но полностью утратили разум: один самозабвенно выл, второй глупо улыбался, тихонечко раскачиваясь из стороны в сторону, а третий обильно сходил под себя и что-то радостно гугукал.