И десятник постельничих сторожей, буквально загривком ощутивший на себе тяжелый царский взгляд, и князь Курбский, напиравший на него с целью проскользнуть поближе к своему господину, как-то резко растеряли свой задор. А потом и вовсе подались в стороны, пропуская великого государя с наследником: владетель царства Московского весьма кстати вспомнил о любопытной толпе снаружи собора, а так же о том, что толпа эта имеет свойство увеличиваться. Нет уж, в Теремном дворце как-то оно спокойнее будет, да и важные разговоры вести заметно сподручнее.
- Расступись! А ну, дорогу!..
Увеличилась не только толпа зевак, но и стража, так что до государевых покоев отец и сын добрались без малейших помех и задержки. Рыкнув стоящим у дверей рындам, чтобы никого не допускали (кроме отче Макария, разумеется), царь развернулся, отошел от двери и опять превратился в любящего родителя:
- Так что с тобой случилось, сыно?
- Я теперь знаю, как скинуть проклятия со всей семьи!
- Тшш!.. О таком тихо надо говорить, сынок.
Прижавшись боком к отцу, его наследник послушно убавил голос:
- С себя и Ваньки уже снял, с Дуньки и Федьки тоже сниму. И с тебя, батюшка - только не сразу. Сказано было мне, что если исполню все зароки свои, род наш будет править еще тысячу лет, а государство прирастет многими землями.
Сжав кулаки так, что пальцы побелели от глубоко впившихся в кожу перстней, московский государь очень тихо поинтересовался:
- И сколько еще православных душ надобно для этого спасти?
- Сто тысяч, батюшка.
Иоанну Васильевичу поначалу показалось, что он ослышался. Затем, что он чего-то там недопонял:
- Сколько?!!
- Сто тыщ. А кроме того...
Мальчик еще больше приглушил голос и что-то жарко зашептал в отцовское ухо - уж так-то точно никто не подслушает.
- Дело лекарское? Так. Ага. Это верно, иной в самой лютойсече выживет, а вот потом, от ран да иной нужи... Постой-постой. В каждом городе по лечебной избе? Да на то никакой казны не хватит!..
Долгие мгновения тихого шепота, и великий государь сам отстранил от себя первенца, недоверчиво всматриваясь в его усталое лицо:
- Не путаешь? Серебро и рассыпное золото? В ханстве Сибирском да за Каменным Поясом? Хмм!.. И много ли того добра?
Видя, как усердно кивает сын, царь не на шутку озадачился. От таких новостей голова не то что кругом шла - вообще отказывалась думать.
- И доброе железо. И каменья самоцветные. А, еще мрамор, соль и медь.
С силой потерев лицо, и не заметив, как одно кольцо оставило на щеке царапину, Иоанн Васильевич подвел итог:
- Буду думать.
Тряхнул головой, прогоняя лишние (пока) мысли, и для собственного успокоения поинтересовался:
- Так ты из-за этого? Ну, в храме пять ден?..
Видя, как с губ сына разом пропала улыбка, хозяин покоев (да и дворца с государством тоже) насторожился.
- Что? Я не расслышал, Митя.
- Это была плата, отец. Узнав столь многое, я обрадовался. Чуть темного с Федьки скинул - так он сразу ожил, играться стал... А потом я возгордился, пожелав узнать, как мне быстрее все мои зароки исполнить.
В покои, едва слышно скрипнув дверью, ступил митрополит Макарий, приотставший дабы распорядиться о судьбе живительной воды. Дело новое и необычное, за таким лучше самому доглядеть - потому как даже стража, и та примеривалась отхлебнуть глоток-другой.
- Батюшка?
Ласково прижав к себе сына, царь быстро ему что-то шепнул, пытливо заглянув в глаза.
- Ты продолжай, Мить, от архипастыря у нас тайн нету.
Двое мужчин, зрелый и пожилой, с одинаковым вниманием уставились на десятилетнего отрока - а тот, прикрыв веки, стал говорить страшные вещи:
- В год семь тысяч семьдесят девятый от Сотворения мира, в мае месяце, придет на Русь в силах тяжких хан крымский Девлет-Гирей. Предатели укажут ему дорогу, войско же русское по уговору с ханом отвлечет своими отрядами Жигимонт - и предадут огню нечестивые басурмане посады московские и Земляной да Китай-город, разорят все окрест, захватив полон доселе невиданный - многие тысячи христиан. Но не меньше их сгинет и в великом пожарище.
Открыв почерневшие глаза и поймав отцовский взор, Митя очень четко произнес:
- Восемьдесят тысяч православных душ.
Увидев явное понимание столь отчетливого намека, он опять сомкнул веки, откинув голову немного назад:
- За два года до того, в месяце сентябре, подойдет к стенам Астрахани войско магометанское. Двадцать тысяч воинов султана османского, и втрое от того числа нукеров хана крымского.
Митрополит и царь, не сговариваясь, дружно перекрестились, причем Иоанн Васильевич еще и потемнел лицом.
- В том же году, паписты , предчувствуя скорый конец жизни Жигимонта Августа, и боясь, что со смертью последнего из Ягеллонов литвины отшатнутся от Польши, устроят подписание новой унии на великом сейме в городе Люблине. По ней, Великое княжество Литовское и Польша навсегда сольются в новую державу, рекомую Речью Посполитой, а король станет выборным. На ее землях паписты будут рушить храмы наши, запрещать службы церковные, всячески утеснять священников и люд православный, а также усердно насаждать веру папежную и язык польский.