— В общежитии. Несколько наших ребят с второкурсниками живут, — пояснил Борька. — Те сначала, смехом, подошли, хотели научить нас, и незаметно полгруппы обыграли. Нам потом объяснили: они зарабатывают таким образом, по общагам «лохов» находят и играют краплёными картами.
— Всё ясно, ситуация, как на Сочинском пляже, — подытожил Павлик. — Что теперь делать будем?
Борька растерянно пожал плечами. Минула ещё неделя, и он неожиданно вернулся домой в шапке.
— Ты что, отыгрываться вздумал? — ужаснулась Юлька.
— Старшекурсники вернули, — успокоил Борька мать. — Они эту парочку отловили, усадили играть не краплёными картами, и разделали в пух и прах.
— Надеюсь, инцидент с картёжной игрой исчерпан навсегда? — Павлик испытывающе посмотрел на сына.
Тот, потупясь, кивнул. Однако вскоре Павлика с Юлькой вызвали в деканат.
— Тут на вашего сына заявление поступило, — сообщил им замдекана. — В нём сообщается, что он в общежитии играл в азартные карточные игры.
— Это произошло только раз, — ответила Юлька, — и, насколько нам известно, Борис, как и другие ребята из группы, был пострадавшей стороной.
— Он вам что угодно наговорит, но у нас другие сведения, — возразил замдекана. — Родители второкурсников, достаточно уважаемые люди, обратились с жалобой, представив дело так, будто он один из зачинщиков. Нет оснований им не верить, тем более, что ваш сын публично обозвал этих двоих шулерами, а другие ребята из группы этого факта не подтвердили. Пусть сходит в армию, проветрит мозги. В стране катастрофически не хватает солдат. За это время всё уляжется, и мы его восстановим.
Домой Юлька вернулась, ни жива, ни мертва.
— Борьку пошлют в Афганистан и там убьют, — постоянно твердила она, как заклинание.
Чтобы как-то её успокоить, Павлик добился приёма у военкома, и долго, униженно просил войти в их положение. Но все просьбы оказались тщетны. После учебной роты от Борьки с полгода не было вестей, а под самый Новый год неожиданно пришла похоронка. Потом одним из страшных морозных вечеров они встречали на подмосковном аэродроме пресловутый «груз 200». После этих событий Юлька потеряла всякий интерес к жизни и превратилась в тень. Она часами неподвижно сидела в кресле и смотрела на пламенеющие за окном кусты рябины. Иногда стайка красногрудых снегирей копошилась среди ветвей, склёвывая с увесистых гроздей вызревшие ягоды. Чтоб хоть как-то отвлечься от сжигающей тоски, Павлик брал трубу и, усевшись у неё в ногах, тихонько наигрывал «Неаполитанскую песенку» из «Лебединого озера», с которой когда-то начался их совместный путь по миру искусства. Юлька слушала, опустив веки. Однажды Павлик заметил, что она почти не дышит. В испуге он потрогал Юлькину руку. Ладонь была холодна, как лёд. Напоследок ярко вспыхнувшая звёздочка угасла навсегда.
…После её смерти на Павлика навалились кредиторы. Родители Юльки отсудили большую часть квартиры, и, чтобы рассчитаться с долгами, ему пришлось переселиться в 12-ти метровую комнатку по соседству. Того, что произошло потом, вспоминать не хотелось. Прежде, практически не употреблявший спиртного, он начал пить.
Появившись дома, когда совсем стемнело, Павлик плюхнулся в изнеможении на кровать и проспал до двух часов ночи. Проснулся он внезапно от жжения во всём теле: привыкший к постоянному потреблению алкоголя организм требовал своё. Павлик пошарил под матрасом, отыскал последнюю заначку и поспешил в ночной ларёк. Сделав пару жадных глотков у прилавка, он, пошатываясь, зашагал назад, и вдруг непослушные ноги вынесли его на дорогу. Вспыхнувшие совсем рядом снопы фар ослепили Павлика. Он машинально шагнул навстречу опасности и почувствовал нестерпимую боль во всём теле от тупого удара, подбросившего его над землёй. Перед вскипевшими глазами поплыли в жемчужной дымке лица насупившейся бабы Клавы и улыбающейся Юльки с маленьким Борькой на руках. Они звали его к себе. Пронзительное верхнее фа разорвало душу до самого верху, и наступила тишина.
XXII
Вагоны от Москвы шли полупустыми, и Женька попросил проводницу никого к ним не подсаживать. Та выпялилась на Лену и понимающе кивнула.
— Это моя дочь, — сообщил ей Плесков на всякий случай.
Большую часть времени Лена лежала, отвернувшись лицом к стенке, и иногда молча плакала. Было видно, как её всю колотит, словно в ознобе. «Это ломка, ничего страшного, — крепко стиснув зубы, думал в таких случаях Женька. — Она не успела толком втянуться и должна справиться»… И, словно прочтя его мысли, Лена всякий раз потихоньку успокаивалась и засыпала. Перед концом поездки она внезапно взяла себя в руки и поднялась.
— Папа, прости, что подвела тебя. Я во всём виновата и попытаюсь справиться с этим сама, — серьёзно пообещала она отцу. — Давай только бабушке скажем, что просто погостить приехала…
Женька обнял её, как в детстве, и прижал к себе. Это была его дочь, и так хотелось ей верить.