Наследник Атлантиды

Антонио ушел, а дон Сержио снова закрыл глаза. Прошлое никогда не уходит бесследно. Оно имеет привычку возвращаться — иногда в новых обличьях... Прошлое оставляет следы в душе. Часто — не очень добрые следы, болезненные, кровоточащие.

Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем вновь скрипнула дверь, и за спиной послышались шаги.

— Пусть гость останется у входа, а ты, Антонио, подойди ко мне. И помоги мне развернуть это проклятое кресло, сынок. Да, и зажги верхний свет, здесь так темно...

Конечно, управиться со своим креслом старик мог и без посторонней помощи, но Антонио Каррере тщательно выполнил все указания. Жестом предложил странному гостю остаться у двери, включил свет — блики тяжелой хрустальной люстры заполнили большой зал, до этого тонувший в полумраке. Затем развернул кресло так, чтобы хозяину было удобнее разглядеть посетителя.

Некоторое время старик сидел неподвижно, а его глаза скользили по телу высокого, широкоплечего мужчины с наголо обритой головой, щегольской бородкой и холодными серыми глазами. Наконец сухие бескровные губы тронула чуть заметная улыбка — улыбка, предназначенная гостю.

— Антонио... — прошептал старик, достаточно, впрочем, громко, чтобы и посетитель слышал его слова. — Сынок, этого человека надо убить. Немедленно. Прямо здесь...

Он еще не закончил фразу, а револьвер был уже в руке Каррере. Грохот выстрелов заполнил зал, затем сменился сухими щелчками курка. Человек в дорогом костюме стоял на том же месте, хотя Антонио мог поклясться — промахнуться с расстояния в несколько шагов было просто невозможно. Но факт оставался фактом — стена за спиной гостя, ранее отделанная дорогим гобеленом, сейчас представляла собой жалкое зрелище. Да и костюм бритоголового уже не был ни чистым, ни черным — порядком покрытый пылью, он явно нуждался в чистке. Зато сам гость вроде бы и не заметил, что его только что хотели убить. Он стоял все в той же позе и спокойно наблюдал за растерянным Каррере, словно наслаждаясь его беспомощностью. Антонио выщелкнул барабан, одним движением выбил из него пустые, резко пахнущие порохом гильзы и сунул руку в карман... пальцы теребили подкладку в тщетной надежде нащупать там хотя бы один патрон. Каррере всегда гордился своим умением стрелять и не таскал с собой ненужных вещей. Шесть патронов в барабане — этого должно было хватить в любой ситуации. Сейчас не хватило...

— Достаточно, Антонио, хватит стрельбы, — послышался голос дона Вальцоне. — А теперь присядь куда-нибудь в уголок, сынок, держи рот закрытым, а уши нараспашку. А я побеседую с нашим... гостем. И открой окно, тяжелый запах здесь...

— Окно открывать не стоит, — впервые подал голос гость. — Надеюсь, это помещение защищено от прослушивания?

— Защищено, — кивнул старик, не дожидаясь, пока голос подаст Каррере. Да тот и промолчит, ведь получил приказ не раскрывать рта. — Не беспокойся, приняты все необходимые меры.

Он помолчал, затем, вздохнув, слабо шевельнул рукой, указывая гостю на глубокое кожаное кресло.

— Садись. И расскажи, зачем ты явился с того света, Вирм. Я ведь не думаю, что ты хочешь забрать мою душу в ад...

Долг служителя правопорядка, как это ни банально, служить и защищать. Но сейчас у сержанта Джерри Вирма были иные цели. Защищать было поздно, оставалось только то единственное, что в подобной ситуации может принести облегчение душе — месть. Пусть говорят, что месть бессмысленна и бесполезна. Пусть говорят, что месть не воскресит мертвых. Возможно... но она послужит предупреждением живым.

— Я его убью...

Обещание это, несмотря на то, что произнесено было вроде бы в адрес одного человека, относилось сразу ко многим. Не только к Франческо Бельконе, который — в этом были убеждены все, кто имел к делу Пейнов хоть какое-то отношение, был главным виновником жестокого убийства, но и к каждому, кто принимал участие в устранении Алана Пейна. Необходимо было только вычислить непосредственных участников... Безусловно, Джерри не собирался изображать из себя Архангела с карающим мечом и вырезать одну из Семей детройтской мафии подчистую, хотя соблазн был велик, велик... Нет, только виновных.

Алан Пейн, разумеется, в Семью не входил — происхождение подкачало. Но он был великолепным аналитиком, и Семья обратила на него внимание. Разбрасываться ценными кадрами было не в привычках дона Бельконе — за исключением случаев, когда эти кадры нуждались в примерном наказании, а остальные — в должком уроке. И Пейн оказался привлечен к наиболее важным операциям Семьи — к поставкам наркотиков и, частично, к организации торговли оружием. Молодой экономист, внезапно оказавшийся на гребне волны, начавший получать очень неплохие деньги, которые никогда не имел бы, занимайся он легальным бизнесом, совершенно не испытывал угрызений совести. В конце концов, если есть спрос на товар — почему бы не возникнуть и предложению.