В голосе Буруна слышалась настороженность. Как и любой мент, он прекрасно понимал, что большая часть банальной уголовщины происходит не от тщательно выверенных действий расчетливых и хладнокровных грабителей или убийц, а от стремления всякого рода ублюдков испытать вот эти самые острые ощущения. Почувствовать свою силу и власть над поверженным... когда эти твари входят в раж, их не остановят никакие доводы рассудка. Эх, Шерлок Холмс, Шерлок Холмс... что толку в твоем изысканном и отточенном дедуктивном методе, если преступление совершается без мотива, без даже мало-мальски серьезного повода. Выпить захотелось — бомбят киоск. Деньги нужны — грабят. Любви захотелось — насилуют... что ж это за мужики, которые не могут выпросить...
— В чем-то ты прав, капитан. Но, должен заметить, Страж всегда сражается за справедливость.
— Как он ее понимает... — сделав ударение на слове «он», буркнул Сергей.
Верменич кивнул.
— Разумеется. Когда ты сажаешь уголовника на нары, это справедливо. Но сам он от этого не в восторге. Ладно, капитан, надо решить, что нам делать дальше?
— Дальше? — переспросил Сергей и пожал плечами. — Ну... не знаю. Вероятно, я и в самом деле засуну эту папку куда-нибудь, где ее никто не найдет, и буду заниматься своими делами. Ловить грабителей, насильников и убийц. И надеяться, что у тебя опять не проснется желание творить справедливость и ты не выйдешь на улицы города аки архангел с карающим мечом. Потому что в этом случае ловить придется тебя... а я не вполне уверен, что мне это по силам.
Над столом повисла долгая пауза. Верменич внимательно рассматривал капитана, и тот вдруг ощутил, что последняя произнесенная им фраза не более чем бессмысленный набор звуков. И что его будущее совсем не так очевидно. Сразу же остро захотелось покинуть этот дом, а заодно и Москву, уехать куда-нибудь далеко-далеко, где все просто и ясно, где про мафию знают только по столичным газетам, а самое страшное местное преступление — угон велосипеда, чтобы покататься.
Но ничего этого не будет. Как не будет и прежней, не самой удачной, но достаточно привычной и обыденной жизни. Все изменилось в тот момент, когда взгляд Сергея впервые пробежал по белому листу с неровными, отпечатанными на старенькой пишущей машинке строками. Только вот тогда, год назад, он этого еще не понял.
— Ну что ты на меня уставился? — проворчал он, уже примерно предполагая, что услышит в ответ. — Ты ведь этого и хотел, верно? Чтобы мы ушли и чтоб нас ты больше не видел, так?
Ему очень хотелось, чтобы Ярослав кивнул, соглашаясь. А потом можно будет встать и уйти... и, может быть, демонстративно забыть картонную папку на столе, чтобы потом, как следует напившись в компании Генки, выкинуть из головы эту идиотскую историю, получить давно ожидаемый строгач за утерю документов и снова окунуться в «простую и предсказуемую» ментовскую работу. Но секунды шли, а кивнуть Верменич явно не торопился.
— Чего молчишь? — В голосе Сергея прорезалось раздражение.
— Ты же сам все понял, капитан. Ты не зря сюда пришел...
— Кажется, я буду жалеть об этом до конца жизни.
— Это может оказаться недолгим, — невесело улыбнулся Верменич.
Это не было угрозой, угрозу Сергей почувствовал бы. Скорее, этот странный человек выражал сожаление и одновременно слабую надежду на то, что его ожидания не оправдаются.
— Атланты проснулись, — продолжал Ярослав. — Это факт, и с ним не поспоришь. Но если дать им время... мне даже сложно спрогнозировать, что ждет эту планету. Не каких-то отдельных людей, капитан, не страну. Всю планету. Как минимум — истребление большей части населения. Архонтам не нужно много рабов.
— И что? — Бурун повысил голос, отчаянно надеясь, что собеседник не услышит панических ноток. — Есть армии, пусть они с этими твоими атлантами и воюют. Я тут при чём?
— Армии... — еще одна невеселая усмешка, — с армиями Архонты справятся. Не сразу, конечно, но к тому времени, когдa они будут готовы, их не остановят ни танки, ни ракеты. Точнее, не будет ракет. Те, кому дано право отдавать приказы, будут к тому времени подчиняться новым господам. И это не самое страшное, капитан, в конце концов сейчас люди живут под властью президентов, будут жить под властью диктаторов. Те, что уцелеют.
Он несколько минут помолчал, на скулах играли желваки, а лицо приобрело каменное выражение.
— Но ведь атланты не успокоятся... тебе рассказать, к чему может привести прорыв Границ? Пусть и локальный. Вот этого всего, — Ярослав повел рукой вокруг, и Бурун вдруг понял, что имеется в виду отнюдь не обстановка дома, и даже не Москва, — не будет. А то, что будет... никто в этой, да и в других вселенных не способен предсказать, во что превращается мир после разрушения Границ.
— Я тебе... — вымученно выдавил из себя капитан, — я тебе... не верю.